Боги войны
Шрифт:
— Ждем до тысячи метров, — приказал Старый экипажам взвода. — Огонь бронебойными по команде. Расщелкаем эти коробочки, только пух полетит, ребята!
— «Пятидесятку» бы прикрыть, командир, — отозвался кто-то по радио.
— Сидеть тихо! Ей уже не поможешь.
Старый дождался, пока Клаус загонит в затвор болванку, и прильнул к прицелу. Покрутил рукоятки, наводя пушку. Тем же самым занимались наводчики в других машинах.
Старый использовал электропривод башни лишь для предварительного, грубого прицеливания.
— Приготовиться! — Старый дождался, пока одна из «трешек» покажет бок. — Танцуем!
Первый же снаряд «тридцатьчетверки» вспорол боковую броню «панцера». Танк остановился, занялся бодрым коптящим пламенем. Клаус с ловкостью жонглера выбросил в люк дымящуюся гильзу и загнал новый снаряд. Старый уже наводил на другую цель.
От «Шерманов» и «Валентайнов» на такой дистанции толку было немного, они по большому счету лишь отвлекали внимание, пока Старый неторопливо и деловито расстреливал фрицев из своей 85-миллиметровой пушки.
Реакция последовала быстро — «тройки» перегруппировались, их первые снаряды начали рваться в сотне шагов от позиции. Сейчас немцы стреляли практически наугад, они бестолково водили перископами и искали почти невидимый взвод в окрестных зарослях.
Радовало и то, что дозорному в суматохе удалось уйти — он доковылял до вершины бугра и перевалился через него, став недосягаемым.
Но вскоре позицию засекли — на модернизированном «Шермане» стояло орудие с дульным компенсатором, из-за которого каждый выстрел вздымал тучи пыли и песка.
Разрывы стали гораздо ближе, но пятерка Старого все равно оставалась невредимой — попасть в спрятавшиеся по макушку танки было задачей архисложной.
Тем временем впереди горели уже четыре «панцера».
— Они отходят! — заметил Старый. — Длинный, передай остальным, чтоб долбили в задницы. Как только уйдут в лес, сами будем помалу собираться…
Отправив вслед фрицам еще пяток болванок и разворотив корму еще одной «тройке», Старый переключился на частоту начальника колонны. Из переговоров стало ясно, что атака отбита со всех направлений. Еще слышались буханья орудий, но все реже: противник отступал.
— Отдыхаем, ребята! — весело объявил Старый.
Взвод, целый и невредимый, вернулся в разоренный опустевший лагерь. Колонна уже ушла. Среди воронок дымился сгоревший фургон-мастерская, чуть поодаль стояли две санитарные машины. Бойцы санчасти стаскивали к ним раненых.
— Пацаны! — позвал какой-то белобрысый старлей. — Не поможете тарантас на ноги поставить?
Старый увидел броневик-«сороковку» из разведки полка. Машина стояла криво — у нее выворотило взрывом переднее колесо.
— На рембазу тебе надо! — отозвался Старый.
— Да не! Там работы на полчаса. Я посмотрел, только шпильки поменять. А сделаем — колонну будем догонять. Нам бы подсобить…
— Кирзач, Клаус — помогите гражданину, — распорядился Старый. — А ты — останься, — он ткнул пальцем в радиста.
После своего первого боя новичок был слегка бледен лицом, его пальцы дрожали. Впрочем, Старого это не растрогало. Он взял радиста за клапан кармана и повел за кустарник.
— Чего? — удивился тот.
— Пойдем, пойдем…
За кустами Старый прямо с ходу, с короткого размаха засадил ему снизу вверх в челюсть.
Радист рухнул как подрубленный и какое-то время лежал неподвижно. Старый достал из кобуры ТТ, передернул и ткнул стволом ему прямо в кадык.
— Ну, что скажешь напоследок, гаденыш?
— Ты чего, командир?! — у того затряслись губы.
— А чего я? Ты мне расскажи: как новую технику испытывал, как связь проверял? И как после этого фрицы навесиком лупили по лагерю, как в копеечку. Хочешь сказать, это не ты им координаты передавал, когда я тебя поймал?
— Какие координаты?! — Радист весь задергался, но Старый упер ему каблук в грудь.
— Что ж делать-то, а? Здесь тебя кончить, суку, или сдать в контрразведку? Сдать, конечно, хорошо — двести рублей премии получу. Зато, если сам не пристрелю — всю дорогу жалеть буду. Даже и не знаю…
— Да ты не горячись, командир! Не горячись!
— Да я не горячусь. Пожалуй, сделаю сам — двести рублей не деньги.
Старый отстранился от радиста, навел пистолет ему в лоб и прикрыл лицо ладонью, чтоб не забрызгаться кровью.
— Да ты глаза разуй, командир! — заорал Длинный. — Мозги включи! Погляди хоть, что вокруг тебя делается!
И что-то в его голосе было такое, что Старый вдруг опустил пистолет, удивленно наклонил голову.
— А что делается? Война делается, как всегда.
— Война? А ты не подумал, зачем фрицы на нас сегодня полезли?
— Такое их дело вражье — они наступают, мы отбиваемся.
— Ты не понял, командир? Какой им был резон? Их было от силы пара батальонов средних и легких танков. А у нас — под сотню боевых машин, да еще САУ! Зачем им было нарываться, как думаешь?
— Мое дело не думать, а фрица бить. Сжег коробочку — наводи на другую. А думают пусть штабные, у них головы большие и рожи широкие, им даже пилотки с ремешками выдают, что б не треснуло.
— Не хочешь думать — ладно. Ты хоть раз врага своего видел?
— Ха! Да вон они, враги-то, на поле догорают.
— Нет, лейтенант, это не враги, а машины. Живого врага видел? Да или хотя бы мертвого?
— Как я их увижу под броней?!
— И заглянуть в немецкий танк не пробовал?
— Так нам запрещено. Подбил — молодец. Ночью тягачи заберут, на переплавку, наверно…