Богини советского кино
Шрифт:
«Дорогой Филипп Тимофеевич!
Не могу больше молчать. Положение мое отчаянное. Четыре года напряженной работы над Жанной. Сколько книг прочитано! Сколько дум передумано! Сколько сил, времени, чувств отдано этой работе! Четыре года ожиданий, когда же, когда же?
Все эти годы я ради Жанны отказывалась от других предложений в кино, чтобы не разменивать себя, чтобы быть готовой к важной в моей жизни миссии – сыграть Жанну. Я отказывалась от возможности работать в театре, от возможности иметь детей, свято веря в то, что Жанна стоит всех мук и лишений, свято веря, что мои силы и способности нужны нашему кино.
Если бы Вы знали, Филипп Тимофеевич, с какой надеждой я смотрела на Вас тогда, на Пленуме в октябре прошлого года, когда Вы только что вступили на пост министра. С какой надеждой!..
И вот
У каждого человека, Филипп Тимофеевич, есть свой предел. Особенно у актера. И особенно у актрисы. Наш век короткий. Я начала стареть для Жанны. И сознание этого приводит меня в отчаяние. Я не могу больше ждать. Меня все чаще и чаще посещают мысли о ненужности моей жизни, об уходе из жизни. И эти мысли мне уже не кажутся страшными. Поверьте мне! Услышьте меня, пока не поздно!
Теперь я хочу написать Вам несколько слов о Глебе Панфилове. Я не знаю, насколько глубоко Вы понимаете его творчество. И его фильмы. Скорее всего Вы их не понимаете. Судя по Вашему отношению к его идее снять фильм о Жанне д’Арк (это поразительно, но Вы даже не нашли времени прочесть сценарий)… И я мучительно думаю теперь: ну почему, почему именно этого человека Вы так смертельно ранили? Почему именно этому человеку, честному, принципиальному, талантливому, Вы практически закрываете путь в кино…
Для нас Жанна д’Арк – не блажь, не лирика, не какая-то выгода. Слишком много за нее заплачено, слишком много, чтобы Вам так думать. Для нас снять этот фильм – единственная возможность жить и работать сейчас. И наша жизнь только в этом, в этой работе. У нас нет ничего другого, кроме этого.
Филипп Тимофеевич! Будьте, молим Вас, нашим защитником! Поймите все наше отчаянное положение. Взываю к Вашему сердцу, к Вашей мудрости и уму. Не убивайте нас!..
С глубоким к Вам уважением, ожиданием и надеждой актриса Инна Чурикова».
Как же отреагировал на это письмо-крик председатель Госкино? Да никак. Его аккуратно подшили в серую папочку и вывели резолюцию: «По указанию тов. Ермаша Ф. Т. на письмо И. Чуриковой ответа не будет. Е. Котов. 24 июля 1973 г.».
Минуло уже около четырех лет со дня окончания съемок фильма «Начало», а Чурикова продолжала находиться в простое. За это время к ней обращались многие режиссеры с предложениями сыграть любую из ролей в их картинах, но актриса эти предложения отклоняла – не хотела «изменять» Панфилову. Ей казалось, что если ее мужу не разрешают снимать, что он хочет, то она тоже не имеет права сниматься. Однако каждый месяц вынужденного простоя убивал в ней актрису. И вот, когда сил сидеть сложа руки уже не осталось, Чурикова вернулась в театр. Это произошло в 1973 году. Тогда на сцене Московского театра имени Ленинского комсомола Андрей Тарковский задумал поставить «Гамлета», и Чурикова сыграла в нем Офелию. Затем роли пошли одна за другой: Неле в «Тиле», Сара в «Иванове» и др. Касаясь ее работы в театре, критик М. Туровская писала:
«После «открытия» Чуриковой на экране, казалось, что она врожденная актриса кино, если даже, как многие, от съемки к съемке подвизается в театре. Но вот Чурикова вышла на сцену, и вдруг стало очевидным, что ее истинное призвание – подмостки, так ярко театральна, крупно сценична оказалась она в каждой своей роли. «Перевоплощение» – слово, примелькавшееся в театральном словаре, – по отношению к Чуриковой приобретает почти физиологический смысл. Она именно что перевоплощается – усваивает физический тип, пластику, жест персонажа. Но она же никогда не забывает, что представляет на сцене, – ее жест крупен, обобщен, «историзирован».
Потерпев неудачу на «историческом» направлении, Панфилов решил обратиться к современности. Однажды он где-то вычитал или услышал такую историю. Некая женщина-руководитель потеряла сына-школьника – он погиб при нелепых обстоятельствах. И вот, похоронив горячо любимого сына, женщина уже на следующий день вышла на работу: то ли дел было много, то ли ей невмоготу было сидеть дома, где каждая вещь напоминала о погибшем сыне. И весь день, пока она находилась на работе, ее сослуживцы поражались ее спокойствию, и лишь чуть дрожавшие руки выдавали то, что творилось у нее в душе. Панфилова эта история потрясла, и на ее основе он написал сценарий фильма «Прошу слова». Роль председателя горисполкома старинного города Златограда Елизаветы Уваровой, естественно, предназначалась Инне Чуриковой.
Премьера фильма состоялась в 1976 году. В прокате он собрал не самую большую «кассу» (9 с небольшим миллионов зрителей), но был отмечен призами на фестивалях в Карловых Варах (1976), Барселоне (1977). В 1976 году И. Чурикова стала лауреатом премии Ленинского комсомола за создание образа современника на экране.
Позднее критик М. Мурзина так откликнется на эту ее роль:
«Она сыграла прежде всего женщину, «святую душу» (именно так, кстати, сначала назывался сценарий другого ее «звездного» фильма – «В огне брода нет»). Сыграла опять верующую – в коммунизм, в «идеалы». Сыграла бескорыстного, доброго, честного человека. Сыграла жену и мать. И все это так не укладывалось в представление о всевластном типе бабы-мужика на руководящей работе! Сыграла мечтательницу, романтическую натуру – отсюда и ее идея построить в городе мост (чтобы соединить берега!), и детский плач по убитому Сальвадору Альенде. Чурикова снова сыграла уникальность. Достоинство человеческое. И веру в то, что человек честный и добрый способен изменить жизнь…»
В 1977 году Чурикова впервые «изменила» Панфилову и дала согласие сниматься у другого режиссера – в телеспектакле «Любовь Яровая» она сыграла центральную роль – Любовь Яровую. Но эта «измена» дорого стоила актрисе – роль не удалась. Вот как сама Чурикова рассказывает об этом:
«Почему в работе с Чеховым я выиграла, а вот тут проиграла? Потому что меня режиссер «предал». В том месте, где он был, там была дыра и сквозило. И нечем было прикрыться. Он спешил, не давал играть то, что мне больше всего интересно в этой роли. Она ведь никакая не героиня, Любовь Яровая. Преданная любви, она просто пошла за любимым. Она была верной женщиной, и лишь когда убила свое чувство – стала верным товарищем. Любой милашке простили бы в этой роли все. Мне не простили ничего…»
Неприятный осадок после этой неудачи довольно быстро улетучился, а через год от него и вовсе не осталось и следа. В семье Панфилова и Чуриковой родился сын – Ванечка (у Панфилова также рос сын от первого брака – Анатолий). Как расскажет она в интервью журналу «Караван историй» (август 2009 года, автор – Л. Акимова):
«Рождение Ванечки – потрясение и просто счастье. Я никогда так не любила мою маму, как в тот момент, когда родила ребенка. Такую любовь к матери испытала. Что-то открылось с рождением ребенка. Мне так хотелось замедлить время. Чтобы Ванечка рос, но не столь быстро. Мы с Глебом так радовались, когда Ванечка сказал: «Мапа!» Я Глебу говорю: «Ни тебя, ни меня не обидел». Мы вставали с Глебом в три часа ночи – было ночное кормление, включали музыку, и у нас список был – какой грудью надо кормить. Парень был нетрудолюбивый, мне приходилось сцеживать молоко и докармливать его из бутылки через соску. Он, серьезно и недовольно глядя прямо мне в лицо, посасывал грудь. А мы с Глебом были счастливы…»
В другом интервью актриса так описывала ранние годы своего сына:
«Ванечка мой рос, как все дети. Но однажды мы вышли на улицу гулять. На скамейке сидели старушки.
– Старушки, родные, здоровья вам и удачи, – сказал Ваня.
Мы пошли дальше. Навстречу бежала собачка.
– Собачка, двоюродная, здоровья тебе и удачи.
По дороге в песочницу попалась березка:
– Березка, дорогая, здоровья тебе и удачи.
Когда мы пришли в песочницу, Ваня сказал:
– Песочек, родной, здоровья тебе и удачи.
Меня это потрясло. Еще больше меня потрясло другое… Когда однажды Ваня пришел из школы и сели обедать, он вдруг заплакал.
– Что случилось? – спрашиваю его.
– Мамочка, сегодня Костя Розенфельд принес в класс батон хлеба и всем дал по кусочку. – И заплакал…»
После неудачи в «Любови Яровой» Чурикова зареклась сниматься у других режиссеров, но в 1978 году поддалась на уговоры Марка Захарова, главного режиссера театра, в котором играла. В его телевизионной постановке «Тот самый Мюнхгаузен» она сыграла одну из главных женских ролей – баронессу Якобину фон Мюнхгаузен.
Но вернемся к творчеству актрисы.
После «Мюнхгаузена» Чурикова один за другим снялась в трех фильмах своего мужа: «Тема» (1979; фильм вышел в прокат в 1986; главная роль – Сашенька Николаева), «Валентина» (1981; Анна Хороших), «Васса» (1983; главная роль – Васса Железнова, Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых в 1985 г.).
В последующие три года Чурикова активно снималась у других режиссеров: у Петра Тодоровского в «Военно-полевом романе» (1984; главная роль – Вера Николаевна; приз «Серебряный медведь» на XXIV Международном кинофестивале в Западном Берлине за лучшую женскую роль), у Михаила Швейцера в т/ф «Мертвые души» (1985; дама, приятная во всех отношениях), у Карена Шахназарова в «Курьере» (1986; Лидия Александровна Мирошникова).