Богоборцы 2
Шрифт:
— Это да, — успокоился отец и принялся чесать в затылке. — Ну… надо подумать.
— Вот и подумай, — не стал давить я. — А пока давай ложись, я тебя веником отхожу, чтобы думалось лучше.
Напарились мы от души. Я сначала отца основательно обработал веником, в процессе сам разогревшись как следует, потом мы с ним выскочили на улицу и нырнули в снег на огороде, а затем уже он меня отлупил от души, что аж дышать тяжело стало. Вывалившись в предбанник, мы хлопнулись на лавку и опрокинули по кружке кваса. Холодного, аж зубы свело, но после парилки пошёл как в сухую землю. Говорить
Домой я ввалился красным, распаренным и довольным как слон. И тут же понял, что попал на застолье. В центре зала стоял стол, забитый разной едой, вокруг уже сидели гости, в основном соседи, и, судя по открытым бутылкам, хозяева им уже не особо были и нужны. Кто другой мог бы и возмутиться, но в деревне я к такому уже давно привык. Люди приходят без приглашения, приносят с собой и закуску, и выпивку, а потом все вместе за одним столом празднуют. Просто, по-свойски. Так что и я чиниться не стал.
Меня, естественно, заметили, тем более что и собрались они здесь отметить моё возвращение. Пришлось жать руки и терпеть слюнявые поцелуи в щёки. Неприятно, но ладно, это ж не со зла, а от полноты чувств. Меня мигом усадили во главе стола, навалили полную чашку с горкой разных вкуснях и принялись пытать, что да как. Пришлось рассказать о своих подвигах, ну и приврать, конечно. Пули свистели над головой, злобные монстры вырывались из тумана, мир замер над пропастью… ну, всё как полагается.
— Врёшь ты складно, — дед Потап лихо жахнул стопку домашней самогонки на смородине и занюхал пирогом. — А с бабами-то у тебя чо?
— Сиди уже, старый дурень, — тут же накинулась на него жена. — Лет под сраку, яйца седые, а всё туда же, баб ему подавай. Всю жизнь гулял, сколько нервов мне истрепал…
— Да погоди ты, дура-баба, — осадил тот жену. — Я ж не про себя. Витька-то теперь одарённый. Ему род свой поднимать. Девку надо справную, чтобы рожала, значит.
— Так у Витеньки невеста есть, зачем ему кто-то ещё, — приторно ласковый голос заставил всех за столом замолчать, а я аж подавился от неожиданности.
— Э-кхе-то кто ж такая? Почему не знаю? — с трудом откашлявшись, я уставиться на соседку, Людмилу Наумовну Овчинникову, чей двор находился через один от нас. — Тёть Люд, вы меня так не пугайте. А то решу, что родители без меня меня женили.
— Да как не знаешь? — делано удивилась та. — Машенька моя, кто ж ещё. Ты сам обещал на ней жениться, помнишь?
— Но… мне тогда девять лет было… — у меня кусок пирога из рук выпал. — А ей шесть. Тёть Люд, вы серьёзно?
— А как же, — подбоченилась соседка. — Слово одарённого — кремень! Сказал — значит женись! Вон дочка хоть сейчас готова. Правда, Машенька?
— Ей пятнадцать всего, какая свадьба… — я в шоке поглядел на залившуюся алым цветом девчонку, отпустившую взгляд и, похоже, мечтавшую провалиться сквозь землю. — Да и вообще, бред всё это. Я никому ничего не обещал, а что ляпнул в детстве, так то по дурости.
— По дурости или нет, значения не имеет. — Овчинникова твёрдо гнула свою линию. — Дал слово — женись! Или я этого просто так не оставлю. Я до самого главного дойду, чтобы правду найти!
В этот момент остальные гости очнулись от шока и поднялся такой гвалт, что самого себя слышно не стало. Все что-то орали, доказывали и пытались перекричать других, а я сидел, опешив от случившегося, и в голове крутилась только одна мысль, вот ни хрена себе сходил за хлебушком!
Глава 4
— Чёго, прям так и сказала?! Ой, не могу!!! — и Колька Гудин, один из моих деревенских корешей, дико заржал, хлопая себя по ляжкам. — Вот Наумиха даёт!!!
— Так что, когда свадьба? — подхватил смех Ромка Лукин, ещё один пацан из нашей компании. — Жоних!
— Идите в пень! — я беззлобно огрызнулся, взяв бутылку, и одним движением разлил самогон по стопкам, ровно, будто по линейке. — Вот вам смешно, а девчонка рыдает.
— Это Машка-то, Овчина? — Колька презрительно скривился и подхватил рюмку. — Ага, только не по тебе. Она с Васькой Рыжим с фермы мутит уже год. Наумиха на него уже два раза заяву писала, мол, развращение малолетней и так далее. А куда, если кобыле мало того, что пятнадцать, так она уже пару лет как по рукам пошла.
— Брешешь! — я аж замер с рюмкой в руке. — Да не было такого!
— Все знают! — Колька махнул рукой, чуть не разлив спиртное. — Мы сами офигели, а когда Наумиха-то в первый раз с заявой кинулась, менты документы подняли, в том числе медосмотр ежегодный у гинеколога. А там чёрным по нечёрному, мол, вот тогда ещё целкой была, а потом уже нет. Короче, она с каким-то городским связалась, к родне приезжал. Ну, он её и научил новой игре. Хотя реально, кто там кого, ещё вопрос. Машка та ещё шлёндра.
— Все бабы б… — начал было Ромка, но я решительно оборвал его командирским голосом, который неплохо освоил за время подготовки к битве роботов.
— Так! Отставить базар! — для убедительности хотел ещё по столу стукнуть, но не решился, так как тот был древнее меня. — Чего рюмки греем? Пьём за прекрасных дам!
— И за дам, но не вам, — подхватили пацаны и тоже следом выпили. — Ух хороша, зараза! Ты-то, поди, теперь исключительно виски пьёшь да коньяк. Давай уже рассказывай, как тебя угораздило одарённым оказаться!
— Арманьяк, блин, — я поморщился от воспоминаний о встрече с Одинцовыми. — А как… да если бы я сам знал. Говорю же, до сих пор не могут определиться, какой именно у меня талант. Так и шатаюсь неприкаянный. Ни Дома, ни родины, ни флага, как говорится.
— Сам-то чего думаешь? — парни глядели на меня горящими глазами, впитывая каждое слово. — Ну, насчёт дара. Должен же ты чего-то чувствовать.
— Должен, — я кивнул, — но нихрена не чувствую. И не думаю пока ничего. Отучусь, а там уже буду решать, чего и как. Спешить в этом деле нельзя. Но в услужение к владетельным тоже идти не хочу. Всю жизнь крошки с барского стола собирать не по мне. Скорее всего, пока буду работать, копить, а потом, как с карьерой богоборца закончу, своё дело открою.