Богоборец. Первый шаг
Шрифт:
Детские годы проходили насыщенно.
Увы, мне было не особо интересно общаться с соседскими детьми, как и им со мной. Нет, на удивление, никто меня особо не третировал и не дразнил. Просто… игнорировали. Вежливо здоровались, если пересекались на улице, но никому и в голову не могло прийти позвать меня в гости или поиграть. Я был для них «ну тот, блаженный, который зациклился на Небе». Странная диковинка. Поглазеть и поболтать можно, но недолго — уж больно скучно и непонятно разговаривает. Большинство взрослых разделяли мнение своих детей, и тоже чурались необычного ребенка. В общем, друзей я особо не завел. Но они мне и не требовались. Крист и Иланна были моими самыми близкими людьми, и больше мне не требовался никто.
Кроме них, я сблизился разве что с помощником жреца местной часовенки. Сам жрец был хмурым и
Этий Аст Ивис был единственным жителем деревни, кто не принадлежал к народу эрайнов. То есть не был смуглым, темноволосым и с точеными чертами лица. Принадлежал он к олганам, выходцам с юго-запада континента, и для большинства местных выглядел, скажем прямо, уродливым. Заметно бледнее окружающих, плосколицый, с раскосыми глазами, да еще и бреющийся налысо из-за каких-то олганских традиций… в общем, чем-то смахивал на китайских монахов-буддистов. А почти все эрайны в Гельте были довольно-таки кондовыми расистами. И так вышло, что мне, чуть ли не единственному во всей деревне, на его внешность было начхать. Зато меня сильно интересовала храмовая библиотека, к которой Этий имел доступ: ведь она была в разы больше дедовой, хоть и состояла на две трети из богословской мути. Неудивительно, что мы в итоге неплохо сблизились. Так что я частенько заскакивал к нему попить чая, одолжить что-нибудь почитать, или просто поговорить. Уж очень он был рад, что с ним хоть кто-то хочет общаться. Даже если это такой же странный пария в обществе, как он, да еще и ребенок.
Тогда, шесть лет назад, самостоятельное обучение чтению в итоге просто пошло в копилку моих общих странностей. Одной больше, одной меньше… Что мать, что дед уже поняли — ребенок им достался более чем необычный. И с каждым годом убеждались в этом все больше. Еще спустя какое-то время я вернулся к своей старой практике ведения дневника. К тому моменту у меня накопилось несколько «бревнышек» за легкие Достижения, и даже парочка Гранитных монет — этого оказалось более чем достаточно, чтобы купить несколько пачек местной бумаги — желтоватой, но плотной. Покупать пришлось, конечно, через деда. Помучавшись некоторое время с чернилами, гусиными перьями и отвратительной мелкой моторикой моего детского тела, я, наконец, вошел в колею. Следующие годы я ежедневно выписывал полезные моменты из разговоров и — куда чаще — прочитанных книг, компонуя тысячи размытых мыслей и философствований во что-то более-менее четкое. Собственные же размышления на всякий случай писал по-русски — уж больно много там попадалось моментов, которые знать не стоило никому. Вообще.
С того момента, как я перестал скрываться, книги стали для меня одной из основных отдушин. Для местного аналога средневековья их вообще было подозрительно много и с подозрительно хорошим шрифтом. Пусть и не сильно разнообразных. В нашем мире в подобные времена книги были уделом исключительно богатых, а процентов так девяносто пять населения были откровенно неграмотными. Так что невольно вставал вопрос — а почему тут с этим моментом дела обстоят настолько лучше? Да, неграмотных тут все еще была куча — даже подобия общего образования в этом мире не было. Но многие учили детей читать дома. И в итоге каждый третий, а то и второй, человек в Гельте мог, пусть по слогам, но прочитать вывеску или даже несколько предложений из несложной книги. В городах же, скорее всего, дела обстоят еще лучше.
Первое время я грешил на то, что книгопечатание тут все же есть, просто его почему-то никто не упоминает. Позже я доподлинно узнал, что ничего похожего (в привычном смысле) здесь все-таки не придумали — и, возможно, никогда и не придумают. Книги писали и множили в основном специализирующиеся на этом ремесленники-практики, с даньтянями, окрашенными Водой. Насколько понимаю — управляя чернилами (жидкость, все-таки) либо при помощи техник, либо через соответствующие артефакты. Выходило медленнее, чем с продвинутым книгопечатанием, но все же быстрее, чем вручную, и даже быстрее, чем получалось на первых типографских станках. Поэтому книг было в целом более-менее достаточно и они даже не были разорительно дороги… но сложившаяся ситуация накладывала существенный отпечаток на местные жанры. Писали книги почти исключительно практики.
Больше всего разочаровывал тот факт, что область книг о саморазвитии была плотно оккупирована энтузиастами и графоманами. Действительно сильные и знающие адепты делиться опытом просто так не собирались (да и в деньгах чаще всего не особо нуждались). А более слабые и менее информированные просто компилировали прочитанное и услышанное ими, щедро разбавляя эту смесь водой из собственных измышлений. Последние, зачастую, сильно смахивали на наркотический бред.
Что же до моего собственного развития…
На Путь к Небу я уже встал твердо, и шагал по нему… ну, не семимильными шагами, но довольно-таки быстро. Поначалу не обходилось без проблем. Постоянная концентрация на впитывании Ци выматывала донельзя. Даньтяни и меридианы упорно не хотели открываться. Сродство со Стихиями росло настолько медленно, что доводило меня до исступления.
Но, постепенно, дело пошло. Свое духовное тело мне представлялось чихающим и хрюкающим ржавым жигуленком, который заводится только с толкача, а когда все же заведется — разгоняется мучительно медленно. И я все эти годы, изо всех сил упираясь в землю, с трехэтажными матами и вздувшимися венами на лбу, толкал этот чертов жигуль, пока он, наконец, не тронулся с места, набирая скорость.
И теперь, пожиная плоды своих трудов, я катился с некоторым ветерком.
Даньтяни развивались параллельно с поглощением Ци, а потом резко открылись один за другим, в течение пары месяцев. С меридианами оказалось чуть труднее: я видел их истоки внутри даньтяней, но в них пришлось прямо-таки утрамбовывать энергию, чтобы она постепенно пробивала себе путь дальше, растворяя какую-то дрянь, налипшую на стенки энергетических артерий изнутри. Более мелкие каналы открывались точно так же, только истоки находились в меридианах. Поэтому к ним приступил уже после того, как я полностью освободил стенки меридиан. Контроль энергии и духовное зрение тут требовались куда выше, работать с мелкими каналами приходилось куда осторожнее, да и начал я это лишь с полгода назад, так что тут работы был еще непочатый край.
Рост Сродства с Воздухом резко ускорился после преодоления отметки в двадцать процентов. После этого рубежа я, наконец, смог втягивать в себя минимальные количества Ци, окрашенные Воздухом. Совсем по чуть-чуть, но все же, это резко ускорило прогресс. Пока я пускал эти крупицы только в даньтянь Чжун, тем самым начав его окрашивать. Остальные два я тщательно оберегал: первые успехи вскружили мне голову и я возжелал развить еще одно, а то и два Сродства. Ну а что? Стану полноценным кавалером трех разных Стихий. В конце концов, если уж взялся за что-то — делай это максимально качественно.
Правда, выбрать оставшиеся две Стихии оказалось сложно. Первая крупица Сродства с Воздухом мне досталась сама собой, сразу как я коснулся Ци (скорее всего, из-за специфичности выбранного для медитации образа) — и я просто пошел по этой дорожке, не особо размышляя. А вот другие стихии хотелось бы выбрать сознательно, изучив все плюсы и минусы. Хотелось бы, да. Как я ни пытался, даже найти полного списка всех возможных Стихий я попросту не смог. Если выписать все упоминания, какие только были в книгах, выходил список из добрых трех дюжин названий. Причем некоторые были настолько странными и неправдоподобными, вроде «Стихии Движения», что я практически не сомневался — это отсебятина, придуманная отдельными фантазерами. Но, даже если отбросить подобную дичь — оставались еще десятка два вариантов. И это только голый список. Про плюсы и минусы каждой Стихии информации было еще меньше. Я добрый год шерстил библиотеку Этия, но в итоге вся полезная информация уместились на десятке желтоватых листов, куда я выписывал свои заметки. Как же меня задолбали местные писаки, растворяющие крупицу знаний в ведре воды…