Богохульство
Шрифт:
– А за ограду вам удалось пробраться?
– Я… не осмелился.
Преподобный буркнул что-то неразборчивое. Последовало молчание. Эдди услышал шум подъезжающих к трейлеру машин, кто-то позвал его, но он не откликнулся.
– Послушайте, – наконец произнес Спейтс, – завтра в шесть вечера я выступаю на телевидении, в ток-шоу «Америка за круглым столом». У меня будет гость, физик из университета. Мне нужна свежая информация о проекте «Изабелла».
– Понимаю, преподобный.
– В общем, как я уже говорил, необходимо раздобыть какие-нибудь любопытные сведения.
– Не знаю…
– То-то и оно, Расс! Отправляйтесь туда еще раз и все разузнайте. Даже если придется нарушить закон, это лишь для того, чтобы защитить Закон Божий. В общем, я на вас рассчитываю.
– Благодарю вас, преподобный. Спасибо. Я все сделаю.
Закончив разговор, пастор Расс вернулся в яркий солнечный свет и прошел туда, где полдюжины прихожан – в основном одинокие мамаши с детьми – рылись в кучах старой одежды. Эдди вскинул руки:
– Прошу прощения, но придется закруглиться. Кое-что случилось.
По кучке навахо прокатился ропот разочарования. Эдди и самому было ужасно неловко. Он прекрасно знал, что некоторые мамаши приехали издалека, а бензин стоил недешево.
Когда все разошлись, он вывесил табличку, сообщая остальным, что «день одежды» отменяется, залез в пикап и взглянул на указатель уровня бензина. Бак был заполнен лишь на одну восьмую. Для поездки на гору и обратно топлива не хватало. Эдди достал бумажник и заглянул в него. Внутри лежало всего три доллара. На автозаправочных станциях в Блю-Гэпе и Раф-Роке он уже задолжал по паре сотен. Надеяться оставалось лишь на то, что ему продлят кредит в городишке Пиньон. Впрочем, в долг навахо давали весьма охотно.
Ехать к «Изабелле» днем не имело смысла – его могли заметить. Он решил, что отправится туда после захода солнца, поставит пикап за Накай-Роком, а сам попытается что-нибудь вынюхать. Пока же можно было расспросить жителей Пиньона о самоубийстве ученого.
С губ пастора слетел глубокий вздох удовлетворения. Наконец-то Господь его заметил и призвал на помощь. Норту Хазелиусу, желчному богоненавистнику, следовало преподать урок.
Глава 28
Форд уютно устроился в кожаном кресле в столовой. На завтрак потихоньку подтягивались остальные, усталые и разбитые после тяжкой работы в Бункере. Лучи восходящего солнца заполняли зал ярким светом. Ученые опускались на стулья и рассеянно смотрели в пустоту. Последним пришел Хазелиус. Приблизившись к камину, он подбросил дров в разожженное пламя.
Поначалу сидели молча. Тишину нарушало лишь потрескивание огня. Наконец Хазелиус медленно поднялся на ноги, приковывая к себе взгляды всех остальных. Он крепко сжал бледные губы и посмотрел на собравшихся усталыми, покрасневшими глазами:
– У меня есть план.
Объявление встретили
– Завтра в полдень мы произведем очередной запуск, – продолжал Хазелиус, – на стопроцентной мощности. Пока не обнаружим программу, не вычислим ее код, мы ее рабы.
Кен Долби промокнул лицо носовым платком.
– Послушай, Грегори, ты чуть не уничтожил мою машину. Ничего подобного я больше не допущу, так и знай.
Хазелиус наклонил вперед голову.
– Кен, я прошу прощения. Знаю, порой я слишком настойчив, а ночью так просто взбесился от отчаяния как умалишенный. Пожалуйста, прости меня. – Он протянул руку.
После секундного колебания Долби пожал ее.
– Мир?
– Да, конечно, – ответил Долби. – Но я все равно не позволю еще раз запустить «Изабеллу» на полную мощность. Сначала надо найти и устранить хакерскую программу.
– А как прикажешь искать ее без запуска на стопроцентной мощности?
– Может, настало время во всем признаться, рассказать о наших проблемах Вашингтону. Пусть их решает кто-нибудь другой.
Последовало продолжительное молчание. Наконец Хазелиус спросил:
– У кого на этот счет другие соображения?
Мелисса Коркоран повернулась к Долби:
– Кен, но если мы во всем признаемся, на карьере придется поставить крест. Не знаю насчет всех остальных, однако лично я приняла возможность поработать над этим проектом как подарок судьбы. Взять и все перечеркнуть я, естественно, не желаю.
– Еще кто-нибудь хочет высказаться? – спросил Хазелиус.
Со стула поднялась Рей Чен. Ее миниатюрная хрупкая фигурка едва возвышалась над сидящими. Но само желание Чен обратиться к коллегам стоя добавляло веса ее выступлению. Она обвела присутствующих взглядом темных глаз.
– Я выросла на кухне китайского ресторана, в Калвер-Сити, штат Калифорния. Моя мать, чтобы выучить меня в колледже, а потом в аспирантуре, вкалывала так, что каждый день валилась с ног от усталости. Теперь она гордится мной, потому что я образованный и полноправный гражданин Соединенных Штатов. Теперь я здесь, и за нами наблюдает весь мир. – Ее голос дрогнул. – Я умру, прежде чем сдамся. Вот что я хотела сказать. Умру.
Она резко села.
Неловкое молчание нарушил Уордлоу:
– Я прекрасно знаю, чего ждать от министерства энергетики. Если мы расскажем правду сейчас, нас обвинят в сокрытии и заведут уголовные дела.
– Уголовные дела? – переспросил Иннс, сидевший в дальнем конце зала. – Боже мой! Тони, только давай без нелепостей!
– Я говорю вполне серьезно.
– Ты паникерствуешь, вот как это называется! – Уверенный голос Иннса никак не соответствовал жуткой бледности его лица. Его взгляд перепрыгивал с одного коллеги на другого. – Впрочем, даже если не так, я всего лишь психолог. Докладывать о положении дел надлежало не мне.
– Да, но ты ведь прекрасно знал, что остальные скрывают правду, но ни слова не вымолвил. – Уордлоу прищурился. – Не тешь себя напрасными иллюзиями. Ты понесешь наказание вместе со всеми.