Богомолье (сборник)
Шрифт:
Пошли чужие села и деревни, и леса, и города, большие и малые. Ново и радостно было Илье все это. Налетали ливни и грозы, жарило солнцем и обсушивало ветрами. Дни и ночи смотрел Илья с валкого местечка на козлах – радовался. Не случилось в пути до самой границы никакого лиха, и отпустил домой барин силача шорника [148] Панфила с пистолетом, свою охрану. Одно случилось, сильно опечалившее Илью: у самой границы пропала Сафо, как камень в воду. Пошла в городке покупать барину чулки шерстяные, необыкновенные, – проезжие всё хвалили, – повел ее старый поляк-деляга, – и пропала. Три дня простояли в том городке, у городничего жили, все места непотребные обыскали. Пропала Сафо, как в воду камень. Сказал барин:
148
Шорник –
– Туда ей и дорога, шельме! Так и знал, какая у ней повадка.
Поплакал Илья на своем местечке, а потом вспомнил, как перешептывался с Сафо Панфил-шорник, как он же сыскал и того поляка-делягу, и подумал: может, ушли в немецкую землю. Не сказал барину: может, там лучше будет.
VII
Четыре года прошло, и были эти четыре года как сон светлый: затерялась в нем далекая Ляпуновка.
Снились-были новая земля и новое небо. А светлее всего была давшаяся нежданно воля: иди, куда манит глаз.
Море видел Илья – синее земное око, горы – земную грудь и всесветный город, который называют: Вечный. Новых людей увидел и полюбил Илья. Чужие были они – и близкие. Радостным, несказанным раскинулся перед ним мир Божий – простор бескрайний. И новые над ним звезды. И цветы, и деревья – все было новое. И новое надо всем солнце.
Чужое было, незнаемое – и свое: прилепилась к нему душа. Даже и своего Арефия снова нашел Илья, седенького, быстрого, с такими же розовыми скульцами и глазами-лучиками. Только свой Арефий хлопал себя по бедрам и восклицал распевом:
– Да го-о-лубь ты мо-ой!
А этот хватал за плечо и вскрикивал:
– Браво, руски Иля!
Взлет души и взмах ее вольных крыльев познал Илья и неиспиваемую сладость жизни. Изливалась она, играла: и в свете нового солнца, и в сладостных звуках церковного органа, и в белых лилиях, и в неслыханном перезвоне колоколов. Переливалась в его глаза со стен соборов, с белых гробниц, с бесценных полотен сокровищниц. Новые имена узнал и полюбил Илья: Леонардо и Микеланджело; Тициана и Рубенса; Рафаэля и Тинторетто… [149] Камни старые узнал и полюбил Илья, и приросли они к его молодому сердцу.
149
Леонардо да Винчи (1452—1519) – один из самых известных и самых загадочных художников эпохи Возрождения. Он является не только автором таких полотен, как «Тайная вечеря» и «Мона Лиза», но и естествоиспытателем, написавшим 113 книг о природе и 120 книг об анатомии. Главная его заслуга – открытие пространственного мышления в живописи.
Микеланджело Буонарроти (1475—1564) – величайший итальянский скульптор, архитектор и художник эпохи Возрождения. Создал свой стиль, поражающий фигурами огромных размеров и запечатленных в движении. Внутренний смысл всех его произведений – борьба духа и материи, а самая популярная скульптура – статуя Давида.
Тициан Вечеллио (1477—1576) – знаменитый итальянский художник Позднего Возрождения. Считается мастером портрета, отличающегося артистизмом исполнения. Тициану принадлежит открытие светотени и манеры писать пятнами. Наиболее популярная картина – «Венера Урбинская».
Рубенс Питер Пауль (1577—1640) – выдающийся фламандский художник. Его стиль состоял из сочетания приемов итальянских мастеров Микеланджело, Тициана, Рафаэля с манерой стиля барокко. Ему принадлежит открытие очень насыщенного колорита: яркий свет в его картинах распадается на полутона. Символом рубенсовской живописи стали фигуры очень сильных и здоровых людей. Свой идеал жизнелюбия художник воплотил наиболее полно в картине «Венера и Бахус».
Рафаэль Санти (1483—1520) – младший из представителей итальянского Возрождения. Он сумел сочетать в своих картинах все достижения мастеров эпохи Возрождения, а также соединил в своем творчестве языческое (античное) и христианское понимание мира. Его самое выдающееся создание – фреска «Афинская школа».
Тинторетто Якопо Робусти (1518—1594) – последний из итальянских художников эпохи Возрождения, ученик Тициана, получивший прозвище Тинторетто («красильщик») за профессию своего отца. Писал картины на мифологические и библейские сюжеты. Выработал оригинальный стиль, в котором преобладала красочность и очень эмоциональные позы изображаемых фигур.
Год учился он в городе Дрездене, у русского рисовальщика Ивана Михайловича.
Непонятно было Илье тогда: вольный был человек Иван Михайлович и сильно скучал по родине, а ехать не мог. Обласкал его этот человек, как родного, говорил часто:
– Помни, Илья, народ породил тебя – народу и послужить должен. Сердце свое слушай.
Не понимал Илья, как народу послужить может. А потом понял: послужить работой.
Прошел год. Сказал Илье рисовальщик:
– Больше тебе от меня нечего взять, Илья. Велико твое дарование, а сердце твое лежит к духовному. Так и напишу владетелю твоему. А совет мой тебе такой: наплюй на своего владетеля, стань вольным.
Тогда сказал ему Илья, удивленный:
– Если я уйду тайно от барина, как могу я воротиться на родину и послужить своему народу? Скитаться мне тогда, как бродяге. Я на дело повезен барином: обучусь – распишу церковь. Вот и послужу родному месту.
Определил его тогда барин в живописную мастерскую в городе Риме, к ватиканскому мастеру Терминелли. Работал у него Илья три года.
Был он красивый юноша и нежный сердцем, и все товарищи полюбили его. Были они парни веселые и не любили сидеть на месте. Прозвали они Илью – фанчулла, что значит по-русски – девочка, и насильно водили его в трактиры и на танцы, где собирались красивые черноглазые девушки. Но не пил Илья красного вина и не провожал девушек. Дивились на него товарищи, а девушки обижались. Только одна из них, продававшая цветы у собора, тихая, маленькая Люческа, была по сердцу, но не посмел Илья сказать ей. Но однажды попросил ее посидеть минутку и угольком нанес на бумагу. Посмеялись над ним товарищи:
– Все равно, она у него и так живая!
Спрашивали Илью:
– Кто ты, Илья? И кто у тебя отец в твоей холодной России?
Стыдно было Илье сказать правду, и он говорил глухо:
– Мой отец маляр, служит у барина.
И еще стыднее было ему, что говорит неправду. А они были все вольные и загадывали, как будут устраивать жизнь свою. Спрашивали Илью:
– А ты, Илья… в Россию свою поедешь?
Он говорил глухо:
– Да, в Россию.
На третьем году написал Илья церковную картину, по заказу от господина кардинала. Хлопнул его по плечу Терминелли, сказал:
– Эта святая Цецилия [150] не хуже ватиканской! Она лучше, Илья! Она – святая. Нет, ты не раб, Илья!
Поник головой Илья: стало ему от того слова больно. Понял его старый Терминелли, затрепал по плечу, заторопился:
– Я хотел сказать, что ты не берешь от других… Ты – сам!
А потом видел Илья, как отсылали картину кардиналу, а в правом уголку стояла черная подпись: «Терминелли».
150
Цецилия – святая католической церкви. Родилась в III в. и происходила из знатного римского рода. Тайно от родителей-язычников приняла христианство, дав обет безбрачия. Родители склоняли ее к супружеству, но Цецилия обратила своего жениха-язычника в христианство и приняла вместе с ним мученическую смерть. Святая Цецилия считается покровительницей музыки. Самое известное ее изображение принадлежит кисти Рафаэля.
К концу третьего года стал Терминелли давать Илье выгодную работу: расписывать потолки и стены на подгородних виллах. Триста лир [151] заработал он у виноторговца за одну неделю и еще двести у мясника, которому написал Мадонну. Горячо хвалили его работу.
И сказал Терминелли:
– Ты – готовый. Теперь можешь ставить на работе свое имя. Не езди, Илья, в Россию. Там дикари, они ничего не понимают.
Сказал Илья:
– Потому я и хочу ехать.
151
Лира – денежная единица Италии, Ватикана.
Сказал удивленный Терминелли:
– Здесь ты будешь богатый, а там тебя могут убить кнутом, как раба!
Тогда посмотрел Илья на Терминелли и сказал с сердцем:
– Да, могут. Но там, если я напишу святую Цецилию, будут радоваться, и рука не подымется на меня с кнутом. А на работе будет стоять мое имя – Илья Шаронов.
Понял Терминелли и устыдился. Дал Илье пятьсот лир, но Илья не взял.
Сказал Терминелли:
– Вот ты раб, а гордый. Трудно тебе будет у твоего господина. Оставайся, я дам тебе самую большую плату.