Богомолье (сборник)
Шрифт:
Вот и тихие улочки Посада, и колокольня смотрит из-за садов. Вот и ее не видно. Выезжаем на белую дорогу. Навстречу – богомольцы, идут на радость. А мы отрадовались – и скучно нам. Оглядываемся, не видно ли. Нет, не видно. А вот и перелески с лужайками, и тропки. Мягко постукивает тележка, попыливает за ней. А вот и место, откуда видно, – между лесочками. Видно между лесочками, позади, в самом конце дороги: стоит колокольня-Троица, золотая верхушка только, будто в лесу игрушка.
Прощай!..
– Вот мы и помолились, привел Господь… благодати сподобились… – говорит Горкин молитвенно. – Будто теперь и скушно, без Преподобного… а он, батюшка, незримый с нами. Скушно и тебе, милый, а? Ну, ничего, косатик, обойдется… А мы молитовкой подгоняться станем, батюшка-то сказал Варнава… нам и не будет скушно. Зачни-ка тропарек, Федя, – «Стопы моя направи», душе помягче.
Федя нетвердо зачинает, и все поем:
СтопыПостукивает тележка. Мы тихо идем за ней.
Июнь 1930 г. – декабрь 1931 г.
Париж – Копбретон
Неупиваемая чаша
Дачники с Ляпуновки и окрестностей любят водить гостей «на самую Ляпуновку». Барышни говорят восторженно:
– Удивительно романтическое место, все в прошлом! И есть удивительная красавица… одна из Ляпуновых. Целые легенды ходят.
Правда: в Ляпуновке все в прошлом. Гости стоят в грустном очаровании на сыроватых берегах огромного полноводного пруда, отражающего зеркально каменную плотину, столетние липы и тишину; слушают кукушку в глубине парка; вглядываются в зеленые камни пристаньки с затонувшей лодкой, наполненной головастиками, и стараются представить себе, как здесь было. Хорошо бы пробраться на островок, где теперь все в малине, а весной поют соловьи в черемуховой чаще; но мостки на островок рухнули на середке, и прогнили под берестой березовые перильца. Кто-нибудь запоет срывающимся тенорком: «Невольно к этим грустным бере-га-ам…» – и его непременно перебьют:
– Идем, господа, чай пить!
Пьют чай на скотном дворе, в крапиве и лопухах, на выкошенном местечке. Полное запустение – каменные сараи без крыш, в проломы смотрится бузина.
– Один бык остался!
Смотрят – смеются: на одиноком столбу ворот еще торчит побитая бычья голова. Во флигельке, в два окошечка, живет сторож. Он приносит осколок прошлого – помятый зеленый самовар-вазу и говорит неизменное: «Сливков нету, хоть и скотный двор». На него смеются: всегда распояской, недоуменный, словно что потерял. И жалованья ему пять месяцев не платят.
– А господа все судятся?! – подмигивая, удивляется бывалый дачник.
– Двадцать два года все суд идет. Который барин на польке женился… а тут еще вступились… а Катерина Митревна… наплевать мне, говорит. А без ее нельзя.
И опять все смеются, и сараи – каменным пустым брюхом.
Идут осматривать дом. Он глядит в парк, в широкую аллею, с черной Флорой [110] на пустой клумбе. Он невысокий, длинный, подковой, с плоскими колонками и огромными окнами по фасаду – напоминает оранжерею. Кто говорит – ампир [111] , кто – барокко [112] . Спрашивают сторожа:
110
Флора – римская богиня цветов, садов и спелых колосьев; изображалась в виде юной девушки, олицетворяющей весну.
111
Ампир (фр. empire, букв. – империя) – художественный стиль, возникший в начале XIX в. во Франции под покровительством Наполеона Бонапарта. Ампир создавался в подражание римской античности, поэтому основными его декоративными мотивами становятся изображения древнеримского военного снаряжения: знаки с орлами, связки копий, щиты, пучки стрел, топорики. Проникли в ампир и элементы египетского искусства.
112
Барокко (ит. barocco, букв. – странный, причудливый) – художественный стиль, родившийся в конце XVI в. в Италии и затем захвативший всю Европу и Америку. Барокко объединил два противоположных направления: классицизм и романтизм. Художники, до того подражавшие природе, стали изображать все, что не похоже на правду, все ненатуральное, причудливое. Стиль барокко родствен ампиру тем, что и в барокко заметна ориентация на Древний Рим с его пышностью, а не на классическую строгость греческих форм. Внешний облик этого стиля – всевозможные завитки и мотивы ленточного плетения.
– А может, и рококо [113] ?
– А мне что… Можеть, и она.
Входят со смехом, идут анфиладой [114] : банкетные, боскетные [115] , залы, гостиные – в зеленоватом полусвете от парка. Смотрит немо карельская береза, красное дерево; горки, угольные диваны-исполины, гнутые ножки, пузатые комоды, тускнеющая бронза, в пыли уснувшие зеркала, усталые от вековых отражений. Молодежь выписывает по пыли пальцами: «Анюта», «Костя»… Оглядывают портреты: тупеи [116] , тугие воротники, глаза навыкат, насандаленные носы, парики – скука.
113
Рококо (фр. rococo, от rocaille – декоративный мотив в виде раковины) – художественный стиль, родившийся в первой половине XVIII в. во Франции при дворе короля Людовика XV. Культ роскошных салонов продиктовал моду на всевозможные изящные мелочи: причудливые завитки, как и в стиле барокко, но более игривые, нежные, непринужденные, без динамики, без экспрессии. Главным девизом нового стиля не только в искусстве, но и в жизни становится праздность, беззаботность.
114
Анфилада (фр. enfilade) – ряд комнат, расположенных на одной оси и соединенных дверями, проемами. Отличительная особенность стиля рококо.
115
Боскетные (фр. bosquet) – так называют ровно подстриженный в виде стены парковый кустарник или деревья, стену или ворсистый настенный ковер (шпалеру). Вероятно, боскетная зала – это комната, увешанная ворсистыми коврами зеленых оттенков.
116
Тупей – мужская прическа, была в моде у вельмож при дворе Екатерины II; особенность этой прически – взбитый на голове хохол.
– Вот красавица!
Из-за этого портрета и смотрят дом.
– Глаза какие!
Портрет в овальной золоченой раме. Очень молодая женщина в черном глухом платье, с чудесными волосами красноватого каштана. На тонком бледном лице большие голубые глаза в радостном блеске: весеннее переливается в них, как новое после грозы небо, – тихий восторг просыпающейся женщины. И порыв, и наивно-детское, чего не назовешь словом.
– Радостная королева-девочка! – скажет кто-нибудь, повторяя слово заезжего поэта.
Стоят подолгу, и наконец все соглашаются, что и в удлиненных глазах, и в уголках наивно полуоткрытых губ – горечь и затаившееся страдание.
– Вторая неразгаданная Мона Лиза! – кто-нибудь скажет непременно.
Мужчины – в мимолетной грусти несбывшегося счастья; женщины затихают: многим их жизнь на минуту представляется серенькой.
– Секрет! – спешит предупредить сторож, почесывая кулаком спину. – На всякого глядит сразу!
Все смеются, и очарование пропало. Секрет все знают и меняют места. Да, глядит.
– И другой секрет… про анпиратора! Прописано на ней там…
Сторож шлепает голой грязной ногой на табуретку, снимает портрет с костыля, держит, будто хочет благословить, и барабанит пальцами: читайте! И все начинают вполголоса вычитывать на картонной наклейке выписанное красиво вязью, с красной начальной буквой:
– «Анастасия Ляпунова, по роду Вышатова. Родилась 1833 года мая 23. Скончалась 1855 года марта 10 дня. Выпись из родословной мемории рода Вышатовых, лист 24: «На балу санкт-петербургского дворянства Августейший Монарх изволил остановиться против сей юной девицы, исполненной нежных прелестей. Особливо поразили Его глаза оной, и Он соизволил сказать: «Maintenant cest lhiver, mais vos yeux, ma petite, reveillent dans mon coeur le printemps!» [117] А наутро прибыл к отцу ее, гвардии секунд-майору Павлу Афанасьевичу Вышатову, флигель-адъютант и привез приглашение во дворец совокупно с дочерью Анастасией. О, сколь сия Монаршая милость горестно поразила главу фамилии благородной! Он же, гвардии секунд-майор Вышатов, прозревая горестную отныне участь юной девицы, единственного дитяти своего, и позор семейный, чего многие за позор не почитают, явил дерзостное ослушание, в сих судьбах благопохвальное, и тот же час выехал с дочерью, в великом ото всех секрете, в дальнюю свою вотчину Вышата-Темное».
117
Сейчас зима, но ваши глаза, малышка, пробуждают в моем сердце весну! (Фр.)