Богословие истории как наука. Опыт исследования
Шрифт:
Смешение различных планов истории в одном тексте, также отчасти встречающееся во всех новозаветных книгах, здесь, в Откровении, достигает своей максимальной напряжённости – становится нормою текста, имеющего уже не повествовательный, а исключительно пророческий характер. Следующие одно за другим видения порой имеют не хронологический характер, но смыслообразующий, представляющий вневременную «хронологию» (см., напр.: гл. 12, 20).
Между тем, наиболее общая линейность последования текста всё же присутствует в Откровении, формирует его внутреннюю логику, основу которой составляют:
1. пророческое видение, обращённое к семи Асийским Церквам (Откр. 1:10 – 3:22),
2. знамение о печатях (Откр. 4:1–8:1),
3. знамение о трубах [116] (Откр. 8:2 – 14 [117] ),
4. знамение о чашах [118] (Откр. 15–19).
1.5.2. Седмеричная модель истории Церкви и мира
Пророческое обращение к семи Асийским Церквам, предначинающее собственно исторический контекст повествования Откровения, само по себе имеет два плана (что в целом характерно для пророческой письменности):
116
Или казнях.
117
Исключая главы 10 и 12, которые представляют собой отдельные знамения-вставки, см. об этом ниже.
118
Или
1. Конкретных реалий современной ап. Иоанну жизни (т. е. данные обращены к конкретным местным общинам),
2. Общего плана истории, предполагающего универсальный контекст: испытаний, стоящих перед церковными общинами (и вообще всяким церковным членом), способов их преодоления, выраженных через Божий призыв, а также ожидаемых Богом плодов [119] .
Кроме того, это пророчество имеет разные экклезиологические измерения – оно обращено, как к общинам, так и к каждому отдельному человеку, церковному члену. Внутренняя структура каждого из обращений четырёхчастна и представляет собой следующую последовательность – сперва свидетельство об одной из сил Христа (начинается со слов: «Так говорит…»), представляющей образец и пример для Церкви, и затем следует собственно обращение:
119
Коррелируемых, соответственно, с силами Христа, подаваемыми человеку и Церкви, см. об этом ниже.
1. свидетельство о текущей истории, наличном состоянии, о характере протекающего в Церкви процесса (начинается со слов: «Знаю твои дела…»)
2. призыв к действию, например, покаянию и исправлению, научение Божие (начинается со слов: «Итак, вспомни…», «Покайся…», «Будь верен…», «Советую тебе…» и др.)
3. обетование о плодах (начинается со слов: «Побеждающему…») [120]
Таким образом, каждое из семи обращений заключает в себе потенциальную историю – или фрагмент истории – церковной общины (но и отдельного человека), намеченный путь со Христом и ко Христу, реализация которого будет зависеть от личного произволения человека или церковного собрания, возглавляемого епископом [121] . Все вместе эти обращения некоторым образом таинственно указывают и на полноту истории всецелой кафолической Церкви [122] , здесь уже непоколебимую, сообразную той «полноте совершенств», которую являет представленная в данном знамении-обращении совокупность сил, или имён, Христа [123] , даров Духа Святого [124] .
120
Обетование о плодах в каждом обращении прямо или символически указывает на тот плод Святого Духа, который обозначался как соответствующая сила Христа в начале данного обращения.
121
Непосредственно Христовы слова данного пророчества обращены к епископам Церквей – их «Ангелам» (Откр. 1:20); впрочем, образ «ангелов Церквей» может иметь и другое значение и толкование. На потенциальный исторический динамизм местных Церквей, их возможность отпасть от Христа, указывает и следующая антиномия, присутствующая в Откровении: «семь духов» тождественны (Откр. 4:5; 5:6) и, вместе с тем, не тождественны (Откр. 1:4) семи Церквам.
122
«Под покровом (семи обращений)… можно усматривать единую соборную Святую вселенскую Церковь», «очерк церковной жизни во все времена, до самой кончины мира» (Иоанн Кронштадтский, св. Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса. М., 2005. С. 64, 88).
123
См.: Там же. С. 65.
124
См.: Барсов М. В. Апокалипсис святого Иоанна Богослова. Толкование. М., 2002. С. 64–65.
Следующие за обращением к семи Церквам три знамения о будущей истории мира – о печатях, трубах и чашах – составляют собственно основной объём Откровения.
Представляя, как, безусловно, последовательно-исторические, так и некие смысловые вехи [125] , основные знамения будущей истории мира (о печатях, трубах и чашах) наполнены символами; ключевые из этих символов выражают основные характеристики знаменуемых исторических процессов. Историческая логика поступенности (очевидная во внутреннем простирании для каждого знамения, от первой к седьмой ступени) в некоторой иной перспективе простирается также в последовательности самих знамений, от первого к третьему – от «печатей» к «чашам» [126] . Более того, вышеобозначенная последовательность потенциальной истории церковных общин, как мы видим из следующей таблицы, составляет смысловую параллель с последовательностью знамений будущей истории мира и Церкви, представляя, таким образом, тот же контекстуальный путь, путь выбора «в диапазоне» двух совершающихся и взаимосвязанных историй – Церкви и мира.
125
Подходить к тому, как соотносятся между собою те и другие, мы можем лишь гадательно.
126
Общая логика этой последовательности может быть описана как движение от терпения и ожидания Божия, через назначенное к исправлению наказание, к полному отвращению. Ср. не исторический, но по смыслу схожий ряд: «К одним будьте милостивы, с рассмотрением, других спасайте, исторгая из огня, а третьих обличайте со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью» (Иуд. 1:22–23 (перевод дан по греческому тексту; синодальный перевод здесь вызывает сомнения)).
Каждое из трёх знамений (о печатях, трудах и чашах) содержит семь периодов, или исторических ступеней. В следующей таблице схематически показано, что все три знамения имеют повторяемую внутреннюю историческую логику, очевидно соотносясь друг с другом в смысловом плане [132] . Более того, можно проследить корреляцию этой исторической логики с той последовательностью (при отсутствии прямых указаний на её историчность), которую имеют обращения Божии к семи Церквам – начиная от Ефесской (Откр. 2:1–7) и заканчивая Лаодикийской (Откр. 3:14–22) [133] .
127
Призванные преодолеть влияние мира в самих себе.
128
Ср. с «печатью» Таинства Крещения.
129
Ср.: Откр. 7:2; 20:3.
130
См.: Откр. 10:1. Радуга – образ надежды, который сопровождается здесь другими важными образами; см. ниже.
131
Казни разделяются на две группы: сначала происходит разрушение 1/3 мира, сотворённого Богом, его стихий (1–3 казни), последующие казни, или три горя («горе, горе, горе» (Откр. 8:13; 9:12)), представляют собой исчадия человека.
132
Как, впрочем, представляя и общую историческую последовательность.
133
Общая историческая последовательность в нижеследующей таблице простирается, таким образом, идеально и типологически от графы 2(1)/1 к графе 4(3)/7, а реально и общеисторически – от графы 5(1)/1 к графе 7(3)/7.
Всё вместе это составляет таинственную модель истории, проникновение в смыслы которой затруднено до времени её действительного совершения.
Не ставя перед собой задачу подробного комментария Откровения, обозначим лишь некоторые «опорные точки» этой исторической модели, наиболее общие закономерности её внутренней структуры, а также приведём отдельные характерные примеры присутствующей в ней динамики истории.
134
Его личной творческой, социальной и духовной деятельностью. В каждом из знамений эти периоды выделены в отдельную и особую группу. В «знамении печатей» они оказываются связаны исключением символов «коней» и «животных». В «знамении труб» – образуют особую группу «горя» (Откр. 8:13; 9:12; 11:14). В «знамении чаш» – связаны с состоянием царства зверя.
135
А значит и с реальной историей динамически обновляющейся церковной жизни в тех общинах и людях, которые смогут пройти её до конца.
136
Ср.: «Кто… соблюдает дела Мои до конца…» (Откр. 2:26).
137
Ср.: 2 Кор. 5:17. Начало пути истории: мир идёт за Христом.
138
Пообщей логике всех казней здесь можно предполагать повреждение на 1/3 человека, который желает, но не может умереть (Откр. 9:6).
Ключом к пониманию историзма Откровения являются образы, или символы, которыми пронизана и буквально перенасыщена ткань этой книги. Каждая из семи групп [139] , представляющих ту или иную стадию, ступень исторической периодизации и объединяющих в этом представлении события разных знамений [140] и, соответственно, исторических рядов, содержит типовой набор символов, образов, повторяющихся или родственных между собой. Рассмотрим такие группы символов более подробно, обращаясь к наиболее важным из них.
139
См. вертикальные столбцы в вышеприведённой таблице.
140
№ 1–4 по горизонтали – знамение-обращение к Асийским Церквам; № 5 – знамение о печатях, № 6 – знамение о трубах (казнях), № 7 – знамение о чашах (язвах).
Первая ступень: земля и растения, дерево, рай, новый мир, держащий в деснице, ходящий посреди, конь белый, лук, первая любовь.
Все образы этой ступени обращают внимание на полагание Бога началом и источником всего, на непрестанное обращение и возвращение к нему как к началу бытия мира и человека. Он – являет себя как победитель (образы «лука», «коня белого», «держащего» и «ходящего посреди»), Вседержитель полноты («держащий семь звезд в деснице»), подлинное «Древо жизни», Источник всякой жизни и жизненной силы – как природной, так и духовной. Он же творит и новый мир – мир Христов, который становится «первой любовью» человечества, которое впоследствии отойдёт от Бога. Назидательные миру казни, а затем и попустительное разрушение мира, начинается символически и реально именно с повреждения и разрушения самого жизненного начала в мире – с земли и растений («земля» здесь выступает и как наиболее общий образ творения, в том числе тварной жизни, вообще мира как творения, как космоса (ср. Быт. 1:1), а «дерево» – не только как образ самого Бога («Древо жизни» (Быт. 2:9)), но и как указание на растения вообще, на начало тварной жизни на земле. Власть и торжество Христа имеют здесь параллель с образами райского сада, сотворённого Богом мира (ср.: «ходящий посреди» (Откр. 2:1); ср. Откр. 2:7). Этот процесс может быть совершён и в отдельном человеке, христианине, и даже общине, если они «оставят свою первую любовь», Христа. Покаяние и возвращение к прежним делам жизни во Христе возвратят их к победе, к источнику и «древу» всякой жизни – Богу.
Последовательность творения – «сотворившему небо и землю (1), и море (2), и источники вод (3)» (Откр. 14:7) – задаёт структуру последующих ближайших ступеней.
Вторая ступень: вода (море), жизнь, смерть, кровь, вражда, темница.
Образы этой ступени продолжают ряд символов истории как единого целого.
Они оказываются обращены к человеку – к характеру того пути человека и социума, который они избирают для себя. Именно «вода» («воды», «море») в различных её формах и состояниях выступает в Откровении в целом символом человека, человеческого, человечества, но также – и его состояния, его деятельности. Таковы «море стеклянное» (Откр. 4:6), «море стеклянное, смешанное с огнём» (Откр. 15:2; ср.: скорбь как путь человека (Откр. 2:9–10)), символизирующие упорядоченность, внутренний покой, чистую жизнь, приведённость к Богу человеческой жизни в Церкви. Таковы и просто «воды» (Откр. 14:2; 19:6). Стихийность, неуправляемость «вод», бурность «моря» обозначают страстную, греховную, подвластную страстям деятельность человека – деятельность, несущую смерть, а не жизнь; обозначают и сами народы мира (Откр. 12:15; 13:1; 17:1,15). Другой важнейший здесь образ «крови» (с её движением в человеке, но также и излиянием вовне) с древнейших времён выступает символом как жизни, так и смерти, одновременно. Вражда и разделение между людьми, приходящие на смену согласию, нарушение призвания Божия о единстве человека являют себя как в начале мировой истории (начиная с первого убийства Каином Авеля), так и в определённую эпоху жизни Церкви с новым витком вражды, несомым миром (Откр. 6:4). Эта вражда всегда выступает следствием ослабления связи человека с Богом, дальнейшим следствием оставления «первой любви» (ср. Откр. 2:4) к Нему. Рыжий цвет коня (в знамении печатей), так же как и смертоносная кровавость вод моря (в последующих знамениях казней и язв), имеют ту же символику – разделения человека, разрушения его жизни и разрушения связей между людьми, реального претерпевания страданий и даже смерти, за собственные ли грехи, либо искупительных страданий за грехи ближнего (ср. 1 Пет. 2:17 и др. там же). Именно в море, при начале казней, начинается массовая гибель одушевлённых тварей и людей (Откр. 8:9). Все эти символы имеют и подчёркнуто христологический характер, включённый в экклезиологию [141] , обращённый к человечеству Христа. Ополчение мира на подлинных учеников Христовых означает для церковных членов и общин вновь и вновь проживание пути Христова, Его смерти и воскресения в самих себе (Откр. 2:8), и делает их действительными, действующими и неизменными членами церковной общности после «первой смерти» (Откр. 2:11; ср. 20:6); изведения из «темницы» смерти (ср. Откр. 2:10).
141
То, что обычно называемо «христологический аспект Церкви» (См.: Давыденков О., прот. Догматическое богословие. М., 2013. С. 499–500).