Боконист
Шрифт:
Скорее всего, дело было в том, что Махов привык полагаться на ощущения и предчувствия. Вспомнив об этом, Виктор почувствовал, как по спине его пробежали мурашки. Ему было прекрасно известно, что предчувствия подводили Петю крайне редко, сбываясь самым непостижимым образом.
– Чего мы ждем? – спросил Виктор.
– К нам подойдут, – ответил Махов.
И действительно, не прошло и пяти минут, как к ним подошел огромный, другого слова и не подобрать, молодой человек с профессиональной короткой прической. Он внимательно осмотрел друзей и, видимо, удостоверившись, что перед ним нужные люди, поинтересовался
– Кларков и Махов?
– Да, это мы.
– Прошу вас пройти со мной.
Молодой человек подвел их к микроавтобусу "Мерседес" и предупредительно открыл дверцу.
– Стоит ли? – спросил Махов.
– Стоит, – ответил Виктор и решительно протиснулся в салон.
Внутри их ждали. Виктор всматривался в расплывшееся в широкой улыбке лицо вальяжного человека, и никак не мог сообразить, где он раньше его видел. Человек поднял свои руки горизонтально. Виктор не сразу догадался, что тот хочет их обнять.
– Ребята, дорогие, как я рад вас видеть. Молодцы, что пришли, – подозрительно знакомым голосом объявил человек и радостно засмеялся.
– Боже, – вырвалось у Виктора. – Да это же Мишка Крупьевский! Михаил, это ты?
– Я, я… чертяки. Как же это здорово, что вы нашли время прийти!
Атмосфера немедленно разрядилась. На какое-то время не стало работодателей и безработных, остались только старые университетские друзья, полностью отдавшиеся воспоминаниям о прекрасной, но, увы, оставшейся в далеком прошлом студенческой жизни. Начинали они вместе, а потом их пути разошлись. Михаил Крупьевский с наукой давно покончил и, по слухам, стал крупным банкиром, вращался теперь в атмосфере больших денег, международных презентаций и грандиозных инвестиционных проектов, давно превратившись в "акулу" международного капитала.
Виктору и в голову не могло прийти, что их пути могут пересечься. Даже отправляясь на встречу с Калугиным, он не вспомнил о Крупьевском. И вот они сидели вместе в шикарном микроавтобусе, а Михаил демонстрировал, как его переполняет радость от долгожданной встречи. С уст его ни на секунду не сходила широкая открытая улыбка, он буквально отбил себе руку – с таким энтузиазмом принялся обрабатывать спины своих старых знакомых.
– За встречу не грех и режим нарушить, – провозгласил Крупьевский и достал из расположенного тут же в салоне автобуса бара бутылку безумно дорогого коньяка "Хеннесси". Он плеснул благоухающую жидкость в сказочно красивые бокалы из настоящего тяжелого хрусталя и провозгласил тост:
– Пусть будет не последняя! Жаль, что нельзя повторить. Работа!
Пить коньяк из хрусталя было приятно. Но… очень уж неправдоподобно выглядела байка о том, что крупных финансистов временами переполняют ностальгические воспоминания о безденежной студенческой молодости. Тем более, что особо тесных и дружеских отношений между ними никогда не было. Виктор посмотрел на Махова – тот тоже был озадачен этим неуклюже разыгрываемым спектаклем.
– А я ведь к вам по делу, с просьбой, так сказать, – неожиданно погрустнев, сказал Крупьевский.
– О, ты не по адресу, – грубовато ответил Махов. – У твоего-то фонда дела идут отлично, это сразу видно, а у нас с Виктором совсем плохо – мы остались без работы, потому что нас вышвырнули вон, как надоевших котят. Мы бесперспективные. С нами денег не сделаешь. Неужели тебя может заинтересовать наше умение форматировать дискеты и готовность избавлять переполненные пепельницы от окурков?
– Не набивайте себе цену, – натужно рассмеялся Крупьевский. – Я прекрасно представляю себе ваши возможности, так что ни центом больше того, что вы стоите, не получите!
– А ты уверен, что сможешь подобрать нам работу, с которой мы справимся? – не скрывая иронии, спросил Виктор.
– О да, конечно, вы же разбираетесь в современных научных брендах? А я, честно говоря, за последние годы почти все забыл. Работа занимает слишком много времени, на развлечения – математику и астрономию сил уже не остается.
– Ну? – не удержался Махов.
– Правление нашего фонда решило поддержать инвестициями некоторые научно-исследовательские проекты, естественно, мы заинтересованы в независимой экспертизе, деньги без гарантии мы вкладывать не намерены. Сегодня у нас презентация. Я рассчитываю, что вы потолкаетесь среди гостей, присмотритесь, послушаете, составите свое мнение, а потом доложите мне о своих впечатлениях. Заплатим вам, как консультантам, лишние деньги еще никому не помешали. Ну что, согласны?
– Но мы не одеты соответствующим образом, – сказал Виктор.
Крупьевский рассмеялся:
– Об этом не волнуйтесь, спецодежду я для вас приготовил.
Он достал пакет с одеждой.
– Переодевайтесь прямо здесь, а я пройдусь, не буду вам мешать.
Крупьевский с натугой, словно у него заболели колени, вышел из микроавтобуса, неторопливо отошел в сторону метров на десять и только после этого вытащил из пиджака мобильник. Быстро набрал номер и застыл, с благоговением ожидая ответа.
– Алло! Докладывает Крупьевский. Ваше приказание выполнено. И Кларков, и Махов будут сегодня на презентации, как мы и договаривались. Доставлю их в лучшем виде. Не сомневайтесь. Буду держать вас в курсе дела.
Он спрятал мобильник и нервно закурил, его руки дрожали.
Презентация проходила в отлично отреставрированном трехэтажном особняке XIX века. На него было больно смотреть, приходилось прищуриваться, так он выпадал из общей картины окружавших его со всех сторон обшарпанных жилых домов. Над зданием гордо развивалось знамя фонда – белое полотнище с нарисованным посередине крабом. У входа, возвышаясь над проходящими в здание банкирами и финансистами, застыли богатырского сложения рослые мужики, наряженные в красные ливреи. Их могучие ручищи в белых перчатках были скрещены на груди.
Виктор и Махов выскочили из микроавтобуса и буквально покатились от смеха. В модных строгих костюмах они выглядели как два пингвиненка, по недосмотру попавшие в кают-компанию атомохода.
Крупьевский придирчиво осмотрел их и остался доволен.
– Да, ребята, если вас откормить, приодеть да причесать, с вами еще можно иметь дело. Впрочем, вы и сейчас выглядите вполне пристойно. Можно и философские проблемы пространства – времени толковать и с девицами плясать. В такой упаковке можно делать, что хочешь.