Боксер 2: назад в СССР
Шрифт:
— Мишенька, сыночек, мы тут!
Бляха-муха! На меня будто чан с холодной водой опрокинули. Выходит обознался я с родителями? Я перекинулся коротким взглядом с Верой, как выяснилось, хоть и мамой, наверное, но не моей. И медленно развернулся к голосу.
Передо мной стояли двое относительно молодых родителей. Мужчина — брюнет, среднего роста, с широкими плечами, выделяющимися скулами и с ямочкой на подбородке. Женщина — в синем платьице чуть ниже колена и с курчавыми каштановыми волосами, миниатюрная, как девчата-гимнастки.
—
— Здрасьте… — собственным родителям, конечно, следовало бы сказать что-то более приветливое, но как-то ничего в голову не пришло. — Извините, теть, дядь, обознался. Зрение плохое стало…
Я отбрехался от изумленной Фрекен Бок, у которой челюсть отвисла, и бодро вышел из беседки. Там тотчас попал в объятия миниатюрной мамы. Та стиснула меня так, что едва кости не затрещали. Материнская любовь — она такая. И, кстати, я, похоже, именно в мамку пошел, если по комплекции судить. Папа-то вон какой здоровый лось.
— Сыночек, мы так соскучились с папой.
Честно говоря, было не похоже, что папа скучал. Он скрестил руки на груди и сверлил меня суровым взглядом из-под густых бровей.
Меня, наконец, отпустили из крепких женских объятий. Мать отстранила меня на вытянутых руках, бегло осмотрела, что называется, «на сохранность».
— Вы своему чаду очки выпишите, товарищи! — послышался едкий голос моей несостоявшейся мамы.
Высказано мастерски — шепотом, но так, чтобы все слышали.
— Пойдем, Володя, у ворот подождём!
Фрекен Бок буквально поволокла за собой муженька. Учитывая вводные, будем считать, что с родителями мне повезло. По крайней мере, гендерные роли тут распределены куда более внятно. Да и внешне они довольно приятные люди.
— А ты почему пошел в беседку к этим людям? — буркнул новый, то есть настоящий, папа.
— Да просто хотел спросить, к кому пришли тетя с дядей, — я коротко пожал плечами. — Может, они бы нам грибок уступили. Ничего такого, пап.
Слово «папа» прозвучало из моих собственных уст настолько чужеродно, как будто я говорил его с полным ртом картошки, не прожевав.
— Не разговаривай с незнакомцами, это запрещено семейными правилами, — отрезал мужчина, толком меня и не слушая.
— Угу… — согласился тотчас я.
Чем быстрее я на всё соглашусь, тем лучше. Благополучно вернусь в ограду лагеря и снова возьмусь за перековку себя. Однако интересно — у нас, оказывается, какие-то семейные правила есть. Буду знать, правда, неплохо бы увидеть список, что попадает в «нельзя», а что в «можно».
Мама продолжала меня внимательно и крайне обеспокоено осматривать.
— Сынок, не бойся, говори все как есть, мама и папа рядом…
Я озадачился. Что ж такое-то?
— Да все в порядке, мам, даже не знаю, что говорить, — я коротко пожал плечами.
— Гена, нашего сына еще и запугали, — женщина всплеснула руками, закатывая глаза.
— Сын, а ну говори! — велел отец.
Да что говорить-то, вот бы знать… на выручку мне пришла та самая несостоявшаяся мать. Проходя к воротам, Вера на секунду остановилась и с милой, дружелебной, но одновременно фальшивой улыбкой спросила у меня:
— Мальчик, а ты Левушку не видел?
Я потряс головой, и тетка тотчас потеряла интерес. Еще и потому, что увидела у ворот старшую пионервожатую. А с ней того, кого она и искала — Льва.
— Пошли, Володя, будешь за своего непутевого сына объясняться, — зашипела Вера сквозь зубы. — Или ты думаешь, что я отдуваться за тебя опять буду?
— Верочка, не выдумывай…
Парочка направилась прямиком к воротам. Интересно получалось, это, выходит, родители Льва! Ни фига себе, а ведь пацан говорил, что папа у него — милиционер, важная шишка и вообще весь из себя такой крутой. Соврамши, значит. Хотел себе цену набить для пацанов. Вот это поповрот…
Лева косился на меня исподлобья. Понял, что я все понял — и от того его аж в крапинку высыпало. А если я другим пацанам расскажу, что его папаня никакой не мент, а простой и незадачливый работяга, который еще и проблемы с выпивкой имеет?
Хотя напрягался он не только из-за меня. Что-то подсказывало, что с Томой у его родителей предстоит не самый приятный разговор. Понятно, что бежать к пацанам с флагом разоблачителя я не собирался. Но отличный козырь в рукав всё-таки получил.
Тут я отвлекся на недовольное шипение отца.
— Мымра какая… я буду жаловаться!
Угрозы моего отца предназначались старшей пионервожатой, пусть та их и не услышала. Я ничего понять не мог, почему он вдруг так отзывался о Томе.
— Пойдемте присядем, — мама взяла меня за руку, как маленького мальчика, и повела в беседку.
Папа, громко и недовольно хмыкнув, пошел следом. Мы расположились в теньке тополей и некоторое время сидели молча. От меня, конечно, ждали исповеди. А я морально приготовился открещиваться от любых слов, написанных в письме, хотя и не знал его содержания. Мама, сама того не ведая, несколько облегчила мое положение. Залезла в сумку, достала конверт и мягко, но решительно положила на столешницу письмо.
— Ты ему зачитай, Оксана, — буркнул папа. — Раз не хочет признаваться, то память ему освежи!
— Сейчас, Ген…
Они даже не поняли, что это не я писал, видимо почерк писаки оказался очень похожим на нынешний мой.
Ну вот, теперь как зовут предков — я знаю. Оксана взяла в дрожащие руки письмо, ее глаза тут же увлажнились, и она начала читать:
— Д-дорогие мама и папа…
Голос у матери дрожал, поэтому Гена потянулся, забрал письмо и уже сам продолжил чтение. Я подметил, что у него хорошо поставленный голос, как у диктора с радио.