Боль. Нестерпимая боль
Шрифт:
– Я б с удовольствием помог, но месячный лимит на твою отмазку от штрафа, увы, уже исчерпан. Извини.
Кивинов зашёл к Дукалису забрать печатную машинку. Машинка была настоящим раритетом – «Ундервуд» 20-го года, без знаков препинания, но в приличном состоянии. Единственная во всём уголовном розыске и хранимая вследствие этого с особой любовью. Дукалис обучал Каразию премудростям оперативной работы.
– Главное на первых порах тебе усвоить следующее – работа с потерпевшими. Без этого никуда. Допустим, приходит к тебе заявитель. Не спеши хватать ручку и брать от него заяву. Это никуда не убежит. Сначала послушай. А потом применяй основное правило Анатолия Дукалиса, которое называется «Заговаривание зубов». А у Анатолия Дукалиса есть пять этапов заговаривания зубов. Этап первый: посочувствуй,
Этап второй: пожалуйся на загруженность и нищету милиции, мол, не до вас, но всё это тоже тактично. У нас убийства каждый день, а вы со своей кражонкой. Если после этого человек не уходит, наступает третий этап. Запиши на листочек, что он там хочет, и объясни, что поможешь, но пока без заявления, потому что наличие уголовного дела сейчас нежелательно, вот когда найдём преступника, тогда и возбудим. А то нам придётся писаниной заниматься вместо поисков. После этого ты можешь показать какие-нибудь фотографии из альбома, назвать фамилии судимых из этого района, так, для вида. Этап четвёртый: отвлеки человека от его проблемы, расскажи смешную историю или анекдот, а лучше аналогичный его преступлению случай, но который произошёл с кем-нибудь другим. И напоследок, чтобы он никуда не пошёл жаловаться, объясни, что территория отделения делится на участки и что, кроме опера, обслуживающего его участок, абсолютно никто в раскрытии этого преступления не заинтересован ни в Главке, ни в Министерстве Внутренних Дел. При этом ты ничуть не покривишь душой, ибо, собственно, так оно и есть. Но всё это, конечно, относится к тому случаю, если заявитель принёс «глухарь», то есть явно не раскрываемое преступление.
Короче, твоя задача тактично объяснить, что он погорячился, придя в милицию. Это на первых порах трудновато будет, но когда ты этому научишься, можешь смело считать, что стал опером. А пока ты ещё птенец. – Ты сейчас научишь Эдика чему не надо. Не слушай этого оболтуса. Главное – научись справки и бумажки писать. Как Жеглов говорил – грамотная бумажка в нашем деле дорогого стоит.
– Он про спрос говорил, а не про бумажки.
– Ерунда, бумажки важнее.
– Кстати, о бумажках. У меня уже все бланки кончились и листы чистые. Ты только посмотри, на чём пишу – «Акт технического оборудования объекта». В столе нашёл, кто-то по наследству оставил. Где бумагу-то брать?
– В канцелярии возьми.
– Канцелярия сама попрошайничает. Бардак.
– Брось ты. У меня уже месяц ни одной лампочки не горит, пишу только днём, а по вечерам, если дежурю, у Соловца сижу. Так что, Эдик, привыкай к спартанским условиям. Посидишь с полгодика у Толика, пока тебе три метра не выделят. Вон в 84-м и таких условий нет. Опера, как в камере, по пять человек сидят. Ни тебе человечка вызвать, пошептаться, ни бумаг в тишине пописать. Какая в такой обстановке, к чертям, работа? Помню, Юрка Михайлов, опер ихний, мучался-мучался, а потом вытащил стол из отделения, поставил в садике напротив, под яблоней, и сел там бумаги писать. Людей туда же вызывал. Начальник, конечно, к нему: мол, что, рехнулся? А Юрик, молодец: «Нет, – говорит, – пока кабинета у меня не будет, никуда не уйду, хоть увольняйте». И хрусть яблочком с дерева. Может, так бы там сидеть и остался, если б секретные бумаги писать не начал. Разложит на столе дела всякие и пишет себе. Прохожие, конечно, интересуются, что это за чудо там сидит под яблоней? А Юрик в ус не дует. Ну, а когда он стукачей туда приглашать начал, тут начальство засуетилось. Отгородили ему закуток фанерой в Ленинской комнате, он туда и переехал. Кстати, нам тоже так сделать надо. Ленинская комната пол-отделения занимает, работать негде. На фига эта комната нужна? Пару раз в году собрания провести да пол в субботник помыть? Надо будет Георгичу предложить.
Кивинов вышел из кабинета и направился к себе. Должны были подойти люди, вызванные им по материалам. Он сел в кресло и ещё раз пролистал заявления, чтобы не перепутать, кого зачем вызывал. Иногда из-за большого количества преступлений невозможно запомнить, кто есть кто, и опер беседует с вызванным по абсолютно другому вопросу, вызывая, естественно, у оппонента справедливый гнев и возмущение.
Кивинов взял из пачки верхнее заявление и решил более внимательно изучить его, чтобы вникнуть в суть проблемы.
Заявление поступило через канцелярию ГУВД, то есть заявитель обратился прямо на Литейный, а оттуда оно было спущено в территориальное отделение с резолюцией проверить и принять меры.
Кивинов, положив перед собой заяву, начал читать:
«Начальнику всей милиции от гражданки Умновой С. А., проживающей там-то, сям-то. Заявление. Довожу до вашего сведения, что последнее время меня преследует банда насильников и извращенцев. Путём гипнотического влияния на мою ауру, они нагоняют на меня порчу и, пользуясь моим беспомощным состоянием, насилуют. За последний месяц я потеряла в весе пять килограммов. Меня постоянно мучают головные боли. Акты изнасилования происходят путём передачи энергии через Космос…»
Дальше Кивинов читать не стал. Всё ясно. Заявление его, в общем-то, не удивило. К нему и до этого обращались по поводу слежки КГБ, напускания радиации в розетки и по телефону, подкладывания инопланетянами в пищу отравы и прочего бреда. О порче, правда, ещё не было. Его удивило другое. Резолюция начальника – проверить и принять меры. Ну, раз есть резолюция, придётся проверять, просто так, в корзину, эту заяву не выкинешь.
Следующее заявление было посвящено краже магнитолы из машины. Ничего, в принципе, необыкновенного, если не считать, что потерпевший обращался в милицию уже в пятый раз и всё в течение полугода. И кстати, по поводу одной и той же магнитолы. Его фамилия уже стала нарицательной в 85 отделении. А всё объяснялось очень просто. Товарищ застраховал машину в каком-то коммерческом агентстве, а потом только строчил заявы в милицию. Если ещё в первые разы он писал о разных магнитолах, то все последние заявления, вероятно, в силу слабой фантазии жалобщика, были посвящены одной и той же.
Самое обидное, что все всё понимали, но послать ходока подальше не могли.
Доказательств, что он сам «крутит динамо», занимается мошенничеством, – к сожалению, не было, поэтому приходилось возбуждать вечные «глухари» и молчать в тряпочку.
Одно утешение, что ущерб он наносил фирме, а не сотруднику. А фирма и сама зачастую «динамо крутит». Так они друг у друга и воруют.
Кивинов кинул заяву на стол, слез со стула и подошёл к окну. Обидно, что основное время приходится тратить на такие вот заявления, а на серьёзные вещи ничего не остаётся.
Мысли его постоянно возвращались к визиту к жене Суворова. Да, он хотел помочь ей, любой человек сейчас может оказаться в подобной ситуации. Но как?
Дукалис говорил как-то, что машины ворованные в бывшие союзнические республики увозят, но попробуй, перекрой границы. Это только в кино – трубку снял, команду дал перекрыть и понеслось. А тут в лучшем случае воду в туалете перекроют. Впрочем, кино и есть кино. Если снимать про то, как есть, никто и смотреть не будет.
На следующий день Кивинов отправился в мастерскую. Сев на трамвай, он достал детектив и углубился в чтение. «Следователь прокуратуры Прохоров достал пистолет и прижался к дереву». Да, круто. Кто это написал? Ага, он бы хоть позвонил сюда, что ли. Откуда, интересно, следователь прокуратуры взял пистолет? Не иначе, как у ментов попросил напрокат или в Хозтоварах купил. А может, он у него водяной? Так что, Прохоров, плохи твои дела, прижимайся, не прижимайся к дереву. Кивинов захлопнул книгу. Не люблю, когда люди пишут о том, с чем никогда не сталкивались. Так, это здесь, кажется, прибыли.
Зайдя в помещение мастерской, он осмотрелся. Пара машин стояла на яме, в углу курило несколько человек в рабочих комбинезонах. Под потолком располагалась стеклянная кабинка с надписью на дверях – «Директор». Кивинов поднялся наверх.
Директор, мужчина лет сорока пяти, круглолицый, с большими залысинами, сидел за столом и что-то подсчитывал на калькуляторе. Подняв глаза, он посмотрел на Кивинова.
– Вы ко мне?
– К вам. Из милиции. Ненадолго. Пара минут найдётся?
– Да, да, конечно, присаживайтесь, где найдёте. Слушаю вас.