Болезнь Богов
Шрифт:
– Что там? – спросила она.
– Да – так. Потом расскажу… Я попом совершенно не доволен. Почему он отказался нас венчать? Я бы заплатил ему. И хорошо заплатил.
– Говорит церковь не та. Мы – православные, а это староверы.
– Послушай, Фима, ты ходила в эту церковь. Тебе здесь нравилось?
– Нравилось. Церковь старая, намоленная.
– И чего попу надо! Еще сказал, что если я хочу исповедаться, мне надо книжку в лавке купить, как исповедоваться и изложить грехи письменно в тетрадке!
– Они – на древнецерковном. Церковнославянском.
– Я понимаю. Но почему не ближе к народу? Во время службы я чувствовал себя внутри сложного непонятного и враждебного спектакля. Чужого! Ходят, кадят, бормочут. Я понимаю, что тебе здесь нравится, Фима, но, может, выберем другую церковь?
На глазах Серафимы стояли слезы.
– Папа, а почему ты с мамой не распишешься? – спросил Саша.
– Сначала узнаем, можно ли венчаться без росписи. Брачный договор надо составлять из – за денег.
– Зачем? – спросил Саша.
– Брачный договор, сынок, составляется, когда люди женятся, а денег у них по – разному. У одного деньги есть, а у другого – тоже есть, но поменьше.
Пантелей дернул Сашу за ухо:
– Запомни: ты единственный сын. Наследник! Мне больше никто не нужен. Без самозванцев обойдемся.
53
Пантелей с Серафимой и Сашей вошли в дом Оксаны. Стояла подозрительная тишина. В зале беззвучно двигались фантомы Звиров. На столе стояли недопитые бутылки с вином. На диванах лежали опоенные Оксана, Олег, Глеб. Из примыкавшей комнаты вышел Птусь.
Заметив Птуся, Серафима вытолкнула Саша на веранду. Птусь направил пистолет на Пантелей:
– Ну, вот и снова встретились! Мы прямо нераздучники!
– Позволь Серафиме уйти? – спокойно сказал Пантелей.
Серафима вышла к сыну на веранду. После короткого разговора Пантелея с Птусем, проморгавшие его охранники, позволили Птусю уйти. Так хотел Пантелей . Уехал и Птусь и сопровождавшие его лица.
Проснувшийся Глеб беседовал с братом:
– Как – то мирно уехал этот уголовник?
– Я ему сделал предложение, от которого он не смог отказаться.
– А не наоборот? Мяч был на его стороне.
– Птусь упрекал меня в депутатстве, а я предложил самому ему стать депутатом где – нибудь в регионе.
– Где он хочет?
– В Чите. Там золото.
– Не только золото… С возможностью продвижения … до губернаторского кресла?
– Мечтать не вредно… А Фима?
– Фиму и сына они оставят в покое. Из дома Фимы Птусь съедет.
– Платить не заставил?
– Нет.
– Пока – нет.
54
Пантелей с Серафимой лежали на пляже. Грело солнце. Кричали чайки. Саша строил замок из песка.
– Отвергаю любые гадости, исходящие от Птуся… Про инцест. Про то, что, будто бы, в старшем классе Птусю удалось совратить мою мать, Эллу Леонидовну, тогдашнюю его учительницу. 56
– Ему следовало бы сказать, что твой отец, Евстахий Николаевич, кастрировал его, поэтому у нас не было детей. Мы обратились к Елене Владимировне, теперешней жене Арнольда Оскаровича… Но твоя мать Элла Леонидовна ненавидит меня…
– Элла Леонидовна ревнует как мать. Ее властности любая невестка не угодит.
Пошли купаться. Мягкая теплая вода обволакивала и, одновременно, освежала. Пантелей плавал хорошо.
– А я, вот, в день десятилетия нашего сына, - сказал Пантелей, хочу признаться в любви к тебе, Фима. Не устаю повторять: z люблю тебя. И так никакую женщину никогда я не любил. Никого, кроме тебя, не хочу любить и дальше.
– Сердцу не прикажешь, Пантелеюшка. Я люблю тебя с тех пор, как ты снял квартиру в нашем доме на Вересаева.
– Я тебя тоже люблю. Не обижайся, но секс – это точно не то, что венчает наши отношения.
– Мы – взрослые люди, - отвечала Серафима, прижимаясь к Пантелею. – А сына нашего ты любишь?
Пантелей посмотрел на берег. За копавшемся в песке сыном он видел напряженную спину Олега Смирнова, охранника, оберегавшего их покой. Подъехала машина с надписью “Следственный комитет”. Оттуда вышел Митрохин. Пантелей сделал знак Олегу не останавливать следователя.
Звир вышел из воды, схватил полотенце, принялся вытираться:
– Что случилось, Александр Николаевич?
– Неприятности. Ежедневные неприятности. На этот раз снова зацепило вас, Пантелей Евстахиевич. Но не тема денег.
Прошлись по пляжу, где люди жарили шашлыки, играли в волейбол, бадминтон, просто грелись на солнышке, мазались защитными или способствующими загару мазями. Некоторые узнавали Звира, поворачивали в его сторону головы. Какой – то мужчина встал, не решаясь подойти, спросить, как жить.
– Мать Смирновых убита.
– Где она была?
Митрохин оглянулся на Олега.
– Смирновы, я имею в виду освободившегося уголовного авторитета – Птуся и вашего охранника, одновременно , мужа сестры, Олега, поместили дементную мать в ПНИ.
– Так была плоха?
– Сыновей не узнавала. Нуждалась в уходе. Бывала агрессивна. Сиделки не выдерживали, сбегали. Юлия Викторовна била сиделок, царапала. Отказывалась от еды. С балкона записочки прохожим бросала, чтобы ее “освободили”. Смирновых понять можно.
– А муж ее?
– Вы имеете в виду бывшего мужа – Гундермана? Моего тестя?