Больница на Змеиной Горе
Шрифт:
– Мам, а бывают охранные петухи? – спрашивала она. – А зубы бывают у петухов? А у курочек?
Я отвечала между делом, особо не вслушиваясь в веселое дочкино щебетание, помешивая похлебку, которая была почти готова.
– О, тетя Тави! А ты где была? Тоже гуляла?
Госпожа Нерина зашла за перегородку, отделяющую кухню от комнаты, и тяжело опустилась на табурет.
– Уф! Да, птичка, гуляла! Уж так нагулялась!
Я усмехнулась, вытащила миски – видели бы родители Ланса, из какой посуды ест их внучка! – налила похлебки телохранительнице и Лори. Мы с Лансом пообедаем позже. Муж отправился в трактир матушки Картер: сегодня обещали привезти свежий выпуск столичного издания.
– А Ник заболел! – между делом сообщила Лори с набитым ртом.
– Заболел? – переспросила я и тут же спохватилась: – Сначала прожуй!
– Мы, конечно, поругались, потому что он дурак…
– Глория! Чтобы я больше не слышала от тебя этого слова!
Думаю, моих свекров ждет немало прекрасных сюрпризов после нашего возвращения!
– Ладно, мам. Хоть мы и поругались, мне его все равно жалко.
Лори действительно разругалась с Ником, с которым была неразлучна с первого дня. Позавчера вечером она пришла домой и, захлебываясь слезами, поведала нам, что Ник ее обидел.
Ланс тут же оказался рядом с Глорией, присел на корточки.
– Как обидел? – спросил он, взяв ее маленькие ладошки в свои.
– Обозвал фи-ифой! – рыдала Лори. – Фифой!
– И что это значит, по-твоему? – улыбнулся муж: у него, я видела, от сердца отлегло.
– Что-то га-адкое! – не унималась дочь. – Все хихикали!
Мы продолжили расспрашивать Глорию и скоро не знали, плакать или смеяться. Наша дочь не желала ничего плохого, она вела себя так, как привыкла. Жители деревни, куда граф Даттон иногда привозил внучку, готовы были выполнять любое желание маленькой монны. Почему же теперь противные мальчишки отказываются доставать ей яблоки с высоких веток, играть в мяч столько, сколько она пожелает, и не обмахивают ее лопухом, если она устала. Причем Ник это исправно делал, хоть иногда и говорил: «Избаловали тебя, малявка!», а тут вдруг ощетинился и процедил: «Ну ты и фифа! Выпороть бы тебя, да некому! Я-то думал, ты нормальная! А ты вот какая!» И сплюнул сквозь щербину в зубах в дорожную пыль. Почему – непонятно! Лори-то всего лишь хотела научить его читать. Даже удивилась, что Ник, такой большой парень, букв совсем не знает. Может быть, он головой ударялся, когда маленький был?
– Так и сказала? – Брови Ланса взлетели вверх, в глазах плясала смешинка. – Лори, малышка, думаю, ему было очень обидно это слышать.
Мы с мужем, конечно, поняли, что Глория, дочь целителей, выдала такое, наслушавшись наших профессиональных разговоров. Но Ник оскорбился и не пожелал больше общаться с фифой, которая слишком высоко задирает нос.
И вот теперь Лори принесла новость о том, что шустрый и в общем-то добрый мальчишка заболел. Я принялась тереть стол, кусая губы. Скорее всего, ничего страшного: перекупался или объелся ягод. Обычное детское недомогание.
– Знаешь, что случилось? – не удержалась я.
Лори пожала плечиками.
– Дедуля его приходил в лавку господина Рутцена, чтобы купить травяных леденцов от лихорадки, а мы с Вики зашли попить водички.
Знаю я эти леденцы – только и проку от них, что мятой пахнут, а жар не сбивают совсем.
– Он и рассказал господину Рутцену, что Нику совсем плохо. Царапина на шее, куда его лисичка укусила, покраснела и вос… васп…
– Воспалилась.
– Ага. Ник не ест, не пьет, кричит от света и совсем не разговаривает. Дедуля его очень грустный. Чуть не плачет. Доставал монетки из кошеля, и у него руки тряслись. Все монеты разлетелись по полу, так мы с Вики собрали, помогли. Я молодец?
– Молодец, – механически ответила я, застыв на месте, как статуя.
Я могла ошибаться, и изо всех сил надеялась, что ошибаюсь, но все услышанное слишком походило на симптомы бешенства. К тому же Лори рассказывала, что Ника поцарапала дикая лиса, а они часто становятся переносчиками болезни.
Жаль, что старый Ник не послушал Ланса! Без вакцины бешенство превращается в смертельную болезнь! Есть только один способ спасти мальчика – целительская магия. Причем вливать ее в ослабленное тело нужно определенными дозами, днем и ночью. Ника придется забрать к нам домой. Но тогда жители городка очень скоро поймут, кто такие супруги Мон…
*** 14 ***
Дочка упорхнула на улицу, госпожа Нерина ушла следом. Я перемыла посуду, разложила было шитье, но так и застыла с иголкой в руках. Было невыносимо думать о том, что совсем рядом погибает маленький мальчик, а я, целитель, должна сидеть сложа руки и ждать, пока он умрет.
Так просто было пообещать Лансу не вмешиваться, пока не пришла беда, помочь которой могла только я.
«Я только взгляну, – решилась я. – Облегчу боль. Может, это не бешенство…»
Пасека старого Ника располагалась на окраине Змеиной Горы, за ней только луг и темнеющие на горизонте горы. За неказистой хижиной растянулись ряды ульев. Сам хозяин бортничал, нацепив на голову накомарник, а на руки кожаные рукавицы. Я поспешила к нему.
– Добрый день, дочь сказала, ваш внук заболел. Как он себя чувствует?
Старик кинул на меня хмурый взгляд, приняв беспокойство за любопытство.
– Спасибо, милая. Худо ему пока. Но скоро станет лучше. Вот свежего медка ему сейчас разведу, напою – и полегчает. Мед – он от всякой заразы поможет!
Если бы все было так просто!
– Можно его проведать?
Лицо старого Ника вспыхнуло гневом. Он подумал, я, как местные кумушки, всюду сующие свой нос, хочу стать первой, кто разнесет сплетни.
– Ни к чему, госпожа Мон, – сдержанно отчеканил он. – Скоро поправится, вот и полюбуетесь! Доченьке вашей привет и не хворать ей!
Сказал – как оцарапал. Намекает, что мне самой будет не до зевак, если с Лори что-то случится. Знал бы он, что я недавно пережила.
Я открыла рот. Закрыла. Таких, как старый Ник, не переубедишь. Ланс, как ни старался, – не смог.
– Пора вам, милая. А то пчелки-то у меня больно злые! Как бы не закусали.
– Мед уже созрел? – перевела я разговор, понимая, что добром договориться не выйдет.
– Созрел-созрел… Самая пора собирать. – Ник явно хотел избавиться от меня поскорее. – До вечера провожусь.
Отлично. Именно это я и хотела услышать. Время у меня есть.
Я сделала вид, что выхожу на дорогу, ведущую в город, а сама, стоило старому Нику отвернуться, нырнула в дом. В нос ударил запах нездоровья. Окна были занавешены одеялами и простынями, так что в комнатке было сумрачно, как ночью. Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядела единственную кровать у стены – вероятно, в обычное время ее занимал дед. Сейчас же на ней, вытянувшись, застыл Ник. Его глаза были закрыты, челюсти крепко сжаты, он часто и поверхностно дышал.