Больно только когда смеюсь
Шрифт:
В этой квартире жил с семьей брат моего мужа, тот, что уехал в Иерусалим за полгода до нашего приезда. Нас обсушили, напоили чаем и уложили в какой-то маленькой комнате со стеклянной дверью в патио.
А утром я проснулась от звука мягких шлепков по мячу. Открываю глаза и через стеклянную дверь вижу: в солнечном патио подпрыгивает резиновый мячик, — упал с соседней верхней улицы, — весь район, как обычно в Иерусалиме, построен на горе. И оттуда, сквозь прутья железной
– ВЫ РОСЛИ В ТАШКЕНТЕ, ЗНАЧИТ, ЕЩЕ ДО ИЗРАИЛЯ ЗНАЛИ ВОСТОЧНЫЙ МИР?
— Ну, все-таки не стоит путать Среднюю Азию с Израилем. Это распространенное и глубокое заблуждение, продиктованное первым впечатлением от израильского солнца и золотого купола мечети на Храмовой горе. Нет, здесь — Средиземноморье, это совершенно другое мироощущение, другие принципы отношения к жизни, другое отношение к женщине — а это, как известно, главный показатель цивилизованности общественного сознания. К тому же, эту страну строили выходцы из России, Украины, Польши, Германии. Кстати, годов до пятидесятых, до приезда миллиона евреев из стран арабского Востока, к женщине обращались не иначе как — «пани».
Я бы, скорее, сравнила Ташкент и, например, Иерусалим не по признаку «восточности», а вот по этому вавилонскому смешению языков, лиц, характеров, традиций. По освещению, по южной пылкости, по невротичной подвижности реакций… По некой доминанте, которую я назвала бы «домашностью жизни». С тобой — хочешь ты этого, или не хочешь — любой на улице может вступить в контакт, затеять беседу, причем, на любую тему.
Однажды зимой я возвращалась в Иерусалим из Хайфы, где выступала. Стою на остановке в ожидании автобуса, рядом со мной — небольшой такой старичок, клетчатая щегольская кепка на лысине. Поймал мой взгляд, подмигнул и говорит:
— Вы слышали — в Иерусалиме снег? Хотел бы я посмотреть на их рожи!
– АРТУР ШОПЕНГАУЭР ПИСАЛ: «КАЖДАЯ НАЦИЯ НАСМЕХАЕТСЯ НАД ДРУГОЙ, И ВСЕ ОНИ В ОДИНАКОВОЙ МЕРЕ ПРАВЫ». ВАШЕ МНЕНИЕ — ТАК ЛИ ЭТО?
— Конечно, правы. Но пророки рождаются в недрах тех наций, которые могут посмеяться над собой, своими вождями, своими табу. К своим безобразиям и глаз острее, и душа нетерпимее.
– ЧТО ВАС РАЗДРАЖАЕТ В ИЗРАИЛЕ, ЧТО ВРАЧУЕТ РАНЫ, НАНЕСЕННЫЕ ЭМИГРАЦИЕЙ?
— Что раздражает? Хамсины… но ведь это природное явление, правда? Глупо раздражаться на природу. Вот, в Костроме, Москве и Питере хамсинов нет. А в Ферганской долине вообще замечательный климат… Однако, мы зачем-то приехали сюда… Знаете, все эти чувства к стране у каждого отдельного человека зависят от уровня ожиданий. Если считать, что тебе все должны — вот, как обычно ребенок относится к взрослым: дай покушать, двадцатку на мороженое, организуй развлечения, и прочее… и если взрослые этого всего не обеспечивают, то, конечно, ребенок раздражается и капризничает. Если, наоборот, ты относишься к стране, как к подростку — ведь, в сущности, совсем молоденькая страна, страна-подросток: хамит, дерется, подворовывает, окружена нехорошей компанией… — то ты, как взрослый, понимаешь, что этого подростка надо растить, обучать, воспитывать, чувствовать ежедневную ответственность… Тогда твое отношение к ней совсем иначе называется. Озабоченность, скорее, а не раздражение…
Так, несколько лет назад журналистка одной газеты пыталась вызвать меня на поругивание «караванной жизни». «Караван» — это здешнее название такого вагончика на сваях. Когда в девяностых на Израиль обрушился чуть не миллион народу, то людей селили в таких вагончиках. Я ей сказала, что сама жила в «караване» год, посреди холмов, в очень опасном месте… Небольшое, конечно, но вполне человеческое жилье — телефон, туалет, душ, горячая вода, газ… Послушайте, здесь люди гибли в малярийных болотах совсем недавно. Все было вчера.
И никакие раны никто мне не наносил. При чем тут эмиграция? Есть мощный поток жизни, в котором мы плывем, крутясь, как щепки, выныривая на поверхность и затягиваясь в воронку. Страшная рана нанесена нам только тем, что в некий момент в нас проснулось сознание, и вот когда мы осознали, что однажды оно погаснет, мы и стали несчастнейшими — или счастливейшими, — это зависит от характера и манеры жить, — существами. Эмиграция лишь поворот в этом потоке жизни, поворот сюжета.
Впрочем, о раздражении. И это не раздражение даже, а бешенство: в Израиле безобразные водители. Каждый раз, выезжая из дому, я мысленно выхожу на бой.
Для борьбы с кошмаром дорожных аварий полиция придумала такую фишку: на бампер машины наклеен желтый плакатик с игривым вопросом: «Как я вожу?!» — и дан телефон, по которому возмущенные граждане могут звонить в полицию и сообщать, что такое-то «рено» или «даятсу» принадлежит дикому лихачу и хаму.
И вот мы с Борей едем на Север, в кибуц. Дорогу выбрали ту, что покороче, но поопасней, мимо Иерихона, вдоль границы с Иорданией, по пустынным холмам… В какой-то момент нас рискованно обгоняет армейский джип — бронетранспортер, на крыше которого ненавязчиво подпрыгивает пулемет, а внизу на бампере красуется все та же кокетливая табличка: «Ну, как я вожу?»
«Все мы дети твои»
Ох, люблю поругать страну, в которой живу! Смачно, с оттяжкой, с употреблением широких пластов ненормативной лексики, с приведением многочисленных, надо сказать, примеров бытовых, политических, социальных и прочих безобразий… Люблю поругать страну, в которой живу… желательно у себя на кухне. И обязательно — с теми, кто живет со мною в этой стране бок о бок, точно так же, как я, ждет (или ждал, или будет ждать) своих детей на побывку из армии, платит неисчислимые налоги, потеет в жару и чинит вечно протекающую зимой крышу… С гостями же, иностранными журналистами и на выступлениях перед широкой аудиторией в разных странах я становлюсь — стыдно признаться! — неприличной и всесторонней заступницей этой крошечной, бурно-событийной страны, всегда как заноза в глазу торчащей на первых новостных полосах газет.
И лишь по одному поводу я не только позволяю посторонним в своем присутствии хаять этот Святой огрызок суши, но и хмуро поддакиваю: да, в Израиле ужасно водят! Да, хуже чем в Италии… Да-да, гораздо хуже, чем на Сицилии… О, да — почти так же ужасно, как в Москве!
Это я к чему? — учусь водить машину! Решилась, наконец, поменять свой транспортный статус. А получить водительские права в Израиле, это — как писали классики — не ешака купить. Предприятие суровое. Для начала нужно взять уроков столько, сколько тебе исполнилось лет по паспорту. А лет мне, уж признаюсь, не семнадцать. Хотя мой учитель Юра называет меня «девчонкой», как и всех своих учениц от 17 и до 87 лет.