Большая душа
Шрифт:
Вспыльчивая, нервная, измученная своей нелегкой профессией провинциальной актрисы, то и дело перекочевывающая из города в город и только на два последних года временно обосновавшаяся в столице, Ирина Иосифовна слишком близко к сердцу принимала малейшие неприятности, встречавшиеся ей на жизненном пути.
Особенно волновало Подгорскую все, что было связано с ее крестницей Досей. Будучи еще четырнадцатилетней девочкой-гимназисткой, Ирина, тогда еще не Подгорская, а Стеблева (Подгорской она стала со дня своего первого выступления на сцене, к которой с детства
Странная, новая жизнь началась с тех пор у Доси.
Жили они с «крестненькой» все время как бы на бивуаке [9] , ютились по гостиницам и в меблированных комнатах, с каждым зимним и летним сезоном меняя города и театры. Ирина Иосифовна целыми днями отсутствовала, проводя все свое время на репетициях и спектаклях. Дося же целыми днями оставалась на попечении прислуги и соседей по комнатам.
Какая-то сердобольная соседка выучила девочку читать. Ирина Иосифовна занималась с девочкой урывками, но смогла научить ее письму и арифметике. Потом отдала Досю на одну зиму в гимназию и взяла ее оттуда весной, получив место в другом городе.
9
Бивуак – временный лагерь солдат, путешественников.
Но тем не менее уроки и короткое пребывание в гимназии сделали свое дело. Дося пристрастилась к чтению, благо книг у нее было достаточно (равно как сладостей и игрушек, которыми баловали хорошенькую, как куколка, девочку коллеги ее крестной). Она с головой погрузилась в чудесный книжный мир. Особенно полюбила Дося сказки. Они будоражили ее фантазию и уносили девочку в царство грез. Так бойкая, шаловливая, несмотря на свое одинокое детство, Дося стала большой мечтательницей.
Ирина Иосифовна, добрая, в сущности, девушка, совсем не подходила для роли воспитательницы. То она напропалую баловала Досю, задаривала ее подарками, закармливала конфетами, то наказывала девочку за малейшую провинность. А иной раз, под горячую руку, могла и ударить.
Так и сейчас, вбежав в квартиру Велизаровой и увидев там Досю, Подгорская, как говорится, света не взвидела от гнева.
– Ты что же это наделала, дрянная девчонка? – прошептала она, схватив Досю за плечо. – Осрамить меня захотела? Ведь госпожа Велизарова только что звала на помощь от забравшихся к ней воров! Значит… Значит… Ужас какой! Да как ты тут очутилась, в чужой-то квартире?.. Подумать даже боюсь, что… что…
Тут Ирина Иосифовна, не договорив, в страшном волнении всплеснула руками и закрыла ими лицо.
– Крестненькая!.. – горячо воскликнула Дося, обожавшая свою молодую талантливую тетушку, которой от всего сердца прощала подчас суровое обращение. – Крестненькая, не волнуйтесь!.. Не волнуйтесь, ради Бога! Я вам все рас скажу, сейчас все расскажу по порядку. И не слушайте Велизариху!.. Умоляю, не слушайте! Здесь же нет никаких воров… Ей-Богу! Она все наврала! Сама все выдумала! – захлебываясь от волнения, лепетала Дося.
Но тут на сцену выступила сама Велизарова, до этого что-то оживленно рассказывавшая с каждой минутой увеличивавшейся и заполнившей ее квартиру толпе.
– Кто это наврала и выдумала? Уж не я ли? – уперев руки в боки и подступая к Досе, гневно спросила она.
Но тут высокая смуглая девочка незаметно приблизилась в Ирине Иосифовне и обратилась к ней тихим голосом:
– Послушайте, не волнуйтесь и не сердитесь на вашу крестницу, сударыня. Она столько же виновата, сколько и я. И она, и этот мальчик!.. – Ася кивнула в сторону Вени, стоявшего тут же, и стала быстро рассказывать обо всем случившемся.
Ирина Иосифовна внимательно выслушала девочку, так же как и набившаяся в жилище Велизарихи многочисленная публика. Эта худенькая, с умным и честным лицом, девочка невольно внушала к себе доверие.
Без утайки, насколько могла спокойно, Ася все рассказала Подгорской. А когда девочка дошла в своем рассказе до момента неожиданного появления своего маленького заступника и о том, как старуха намеревалась выставить его вором, среди присутствующих пронесся смутный гул порицания по адресу ростовщицы.
– Так вот оно что! Так чего же шум-то зря поднимать было?.. – раздались недовольные голоса. – Видно, верна себе Велизариха! Всюду ей воры да грабители мерещатся. Разжилась на чужом добре, так теперь над ним и трясется…
– Да и кого она обвиняет-то, поглядите, люди добрые! Детей несмышленых! – вторили им другие.
– И убогого не пощадила… Бессовестная! Небось Венюшку-горбунка с его отцом да мачехой мы все знаем. Редкой честности люди… Хоть сейчас за них присягну! – раздраженно выкрикнула прачка Авдотья, одна из старейших обитательниц большого дома.
– И то – истинная правда! Да что ж это придумала Велизариха? Да долго ли фокусы ейные выносить станем? – вторила прачке другая женщина, больше всех остальных, по-видимому, испуганная криками старухи.
Понемногу толпа расходилась, возмущенная и недовольная поведением ростовщицы. Последняя еще пробовала что-то возражать, продолжая обвинять детей, невесть зачем забравшихся в чужую квартиру, но ее слова звучали уже менее уверенно. Теперь она казалась сконфуженной и невольно призадумалась.
В самом деле, не перехватила ли она нынче через край? И то сказать, что общего с ворами и жуликами было у этого жалкого горбатого мальчугана или у его приятельницы, актрисиной крестницы. Теперь Велизарова в душе уже раскаивалась в не вовремя и не к месту поднятом ею переполохе. Кроме того, новая тревога неожиданно закралась в ее сердце.
Она даже заметно изменилась в лице от этой тревоги и испуганными глазами окинула всех этих людей, чужих и враждебных, еще не успевших оставить ее квартиру.
«Батюшки мои! Да что же это такое? Да как это я допустила к себе всю эту ораву? – пронеслось в голове старухи. – Не приведи Господи, еще стянут что-нибудь! Разве углядишь тут за ними…»
– Елизавета! – вдруг закричала она не по годам звонким голосом. – Чего стоишь, рот раззявив?.. Проводи всех да дверь запри на цепочку. Что у нас здесь, ярмарка, а то рынок, что ли?