Большая игра на Балтике 1500 – 1917 гг
Шрифт:
Надежда Петра на скорое возвращение Франции к своей традиционной внешнеполитической доктрине сказалась и на отношении к предложениям Мадрида. Царь рекомендовал Шлейницу сообщить Челламаре, что «нам зело приятно будет с таким великим монархом в сообязательный союз вступить». Одновременно он приказал Куракину, чтобы тот выяснил у Беретти-Ланди условия договора и, главное, «против кого разумеется тот алианс учинить и где флотам обеих потенций возможно соединиться и в какое время, а наипаче войскам также».
Тем временем английский флот, пройдя Гибралтар, направился к берегам Италии на помощь австрийской армии. 11 августа 1718 года английская эскадра без объявления войны неожиданно напала на испанский флот у берегов Сицилии и разгромила его. Пиратские действия английского флота вызвали возмущение русского правительства. Ганноверскому посланнику в России Веберу было объявлено, что подобные действия британского правительства недостойны цивилизованной державы и противоречат элементарным нормам международного права Одновременно Петр выразил удивление по поводу беспечности испанского командования, которое к тому же было своевременно информировано русской дипломатией о готовившемся ударе английских военно-морских сил.
Нескрываемое Петром негодование действиями «коварного Альбиона» имело веские причины. Разгром испанского флота резко изменил военно-политическую ситуацию в Западной Европе в пользу держав Тройственного союза. Расчеты на Испанию как мощного военного союзника России, способного оказать достойное сопротивление Англии и Австрии, были в значительной степени перечеркнуты результатами морского сражения у берегов Сицилии. Петр писал Шлейницу, что гибель испанского флота «в делах Европы великую отмену причиняет и мы не можем ближайшим образом на прежнее гишпанские пропозиции себе изъяснить, пока мы не усмотрим, какие меры от них после сию урону восприняты будут». Вместе с тем русское правительство было заинтересовано в дружественных отношениях с Испанией, которая связала основные силы держав, враждебных России, но принимать на себя какое-либо обязательства в данной обстановке было очень рискованно. Поэтому Петр пришел к единственно правильному решению — заставить кардинала Альберони поверить в то, что у него якобы есть твердое намерение заключить такой союз после подписания мира со Швецией. Тем самым он не только мог рассчитывать на стойкость Испании в войне против Англии и Австрии, но и заручиться ее помощью в русско-шведских переговорах'.
Таким образом, Петр, войдя в доверительные отношения с Испанией, отвлек Англию и Австрию от России и от ситуации на Балтике и получил возможность вести переговоры со Швецией без давления со стороны других держав.
На Аландском конгрессе Карл согласился на потерю Прибалтики и Штеттина, но настаивал на передаче польского трона своему протеже Станиславу Лещинскому, а также требовал помощи России в завоевании Норвегии, так как в этом король видел выход для Швеции улучшить свое географическое положение. Получить порты в Северном море в обход Зундов — это значит резко усилить свою позицию относительно западных стран и, кроме этого, тогда можно всерьез угрожать Англии высадкой в Шотландии. Андрей Иванович Остерман писал Петру: «Король шведский — человек, по-видимому, в несовершенном разуме; ему лишь бы с кем-нибудь драться. Швеция вся разорена, и народ хочет мира. Королю придется с войском куда-нибудь выступить, чтоб за чужой счет его кормить; он собирается в Норвегию. Ничто так не принудит Швецию к миру, как разорение, которое причинило бы русское войско около Стокгольма. Король шведский, судя по его отваге, должен быть скоро убит. Детей у него нет, престол сделается спорным между партиями двух германских принцев: гессен-кассельского и голштинского. Чья бы сторона ни одержала верх, она будет искать мира с вашим величеством, потому что ни та, ни другая не захочет ради Лифляндии или Эстляндии потерять своих немецких владений».
Густав Олаф Зедер-стрём. Шведские солдаты несут в столицу тело Карла XII. Масло, холст. 1884 г. National Museum of Fine Arts
Смерть Карла XII полностью запутала ситуацию в регионе. В Швеции ему наследовала сестра, Ульрика-Элеонора, а пришла к власти «партия войны», которая предложила заключить мир с морскими державами, Данией и Пруссией, и все силы кинуть на борьбу против России.
С Георгом I шведы договорились быстро — они отказались от претензий на захваченные им Бремен и Верден, взамен английский король пообещал поддержать шведов в их войне с Россией. Создалось два полюса — Испания и Россия с одной стороны и Англия, Голландия, Франция, Австрия и Швеция — с другой.
В Англии начались дебаты по отправке на Балтику своего флота, «дабы стращать царя Петра», но шли эти обсуждения вяло, лениво, через плохо скрываемую зевоту. И это объяснимо: с одной стороны, английские негоцианты и комиссионеры нуждались в русских товарах, торговля с Россией была выгодной, и масштабы ее год от года росли; с другой — Ганновер уже получил Бремен и Верден, и для шведов создалась такая же ситуация, как у Петра в 1716-м, — они уже удовлетворили требования своих союзников, и какой смысл теперь их союзникам был воевать?
К тому же весной 1719 года Петр вывел войска из Мекленбурга, их сменили там войска Нижнесаксонского округа Священной Римской империи Георга I Английского, который как курфюрст Ганновера был директором данного округа.
И все-таки разрешение парламента было получено. Георг I 11 мая 1719 года сообщил Бернсторфу, что эскадра адмирала Норриса из 13 кораблей покинет Дувр через три недели.
Перед отплытием Норрис получил две взаимоисключающие инструкции. Король Георг приказал адмиралу атаковать русский флот и действовать против него активно, тогда как парламент рекомендовал «наблюдать за ситуацией» и действовать спустя рукава. Понятно, что, оказавшись между молотом и наковальней, Норрис решил не проявлять активности.
В результате русские безо всякого противодействия англичан одержали победы при Эзеле (1719) и при Гренгаме (1720). Если в 1719 году в парламенте поход Норриса назвали «бесцельным», то в 1720-м Горацио Уоллпол едко заметил: «Флоту, посланному на защиту Швеции, каким-то образом так и не удалось (за всю кампанию 1720 года) оказаться в нужное время и в нужном месте».
Решающим как раз оказался 1720 год. Английская дипломатия приступила к сколачиванию широкой антирусской коалиции, в которую она намеревалась втянуть Францию, Австрию, Пруссию, Голландию, Саксонию, Польшу и Турцию. Шведское командование совместно с английским послом Картаретом и адмиралом Норрисом разработало грандиозный план вторжения в Россию. Союзники предполагали силами 70-тысячной армии Саксонии, Пруссии, Австрии, Ганновера и других германских княжеств начать наступление через Курляндию одновременно с высадкой в Лифляндии шведского экспедиционного корпуса, который будут прикрывать 40 линейных кораблей англо-шведской эскадры. Финансировать эту операцию должна Франция. Начало боевых действий против России послужит сигналом для выступления Турции. В случае успеха в Прибалтике намечалось дальнейшее продвижение по линии Псков — Новгород. Страны западной Европы, опасаясь продвижения русских, создали сначала Тройственный (Англия, Франция, Голландия), а потом и Венский (те же плюс Австрия) союзы, имевшие целью ограничить успехи русских в войне против Швеции. Георг I в ультимативной форме потребовал от Петра уступить Швеции Ревель, угрожая в противном случае выступлением Англии и ее союзников против России.
Однако после завершения войны с Испанией союзники Британии уже получили то, что хотели, и воевать где-то на севере за интересы Англии и Швеции им не было никакого резона. Франция заключила союз с Испанией, отношения с Туманным Альбионом у французов стали очень натянутыми. Более того, весной 1720 года французское правительство предложило Петру I заключить союз, предварительным условием которого явилось бы подписание мирного договора между Россией и Швецией при французском посредничестве. В этих условиях трудно было ожидать, чтобы Франция выступила против России.
В результате в мае на Балтику отослали лишь эскадру Норриса, которая соединилась со шведами и даже сделала вылазку к острову Нарген у Ревеля. Результаты этой экспедиции, правда, оказались смехотворны: англо-шведский десант на острове реквизировал трех диких свиней, а также сжег «избу да баню, которые сделаны были для работных людей». 13 июня, когда союзники отошли к Гангуту, князь Меньшиков в письме Петру саркастически отписал: «Конечно, потеря чувствительная, которую два соединенных флота причинили Вашему Величеству на острове Нарген, но, хорошенько все взвесив, можно, пожалуй, на то махнуть рукой, предоставив избу шведскому флоту, а баню английскому».