Большая игра
Шрифт:
— Не хочу его слушаться! — рассердилась Здравка. С тех пор как она стала ходить в школу, она вслушивалась, как произносится каждое слово. — Я не Здрава, а Здравка!
— Подумаешь, велика важность! — примирительно сказала бабушка.
— А тебе говорят Здрава?
— Не все равно?! Как ни назови, я бабка!
— Но ведь и ты была маленькая?
Бабушка Здравка улыбнулась, морщинки на ее сухом, худом лице засветились.
— Ступай! И смотри по сторонам, когда переходишь через проспект.
— Иду, бабуля, — тихо сказала Здравка, вдруг подобрев,
Школа, где учились Крум и Здравка (старшие классы в первую смену, младшие — во вторую), была совсем рядом. Это старая школа, когда-то единственная на весь район. Теперь ее подновили, надстроили два этажа, расширили двор. Школьные коридоры выходили окнами на бульвар, а классы во двор. Уличный шум не доносился сюда, и после переменок, едва только пустел двор, все здание казалось странно тихим. Только кое-где сквозь открытые окна вдруг послышится строгий учительский голос, зазвучит песня, и опять все как будто притаится, погрузится в тишину неповторимых, невозвратимых сорока пяти минут, времени между двумя звонками — первый всегда напряженный, второй — радостный, пронзительный, сулящий свободу.
В школе учились ребята из жилых кварталов, расположенных по обе стороны реки. Жившие на той стороне шли узким горбатым мостиком. Его построили специально для школьников, чтобы не шагать им в обход по дальним широким мостам. Но пользовались мостиком все, даже велосипедисты — из-за них по краям мостика поставили бетонные столбики, и мальчики обычно не трудились их обходить — перепрыгивали.
Перейти по мостику не велика трудность, а вот добраться до него и выйти на улицу на том берегу нелегко. Вдоль реки тянулось шоссе, по проезжей части которого с раннего утра до позднего вечера неслись потоки машин. И хоть существовали пешеходные дорожки и шоферам полагалось быть особенно внимательными при виде дорожного знака «Осторожно, дети!», куда там! Здесь смотри в оба! Если перед твоим носом затормозила машина, то слева может налететь другая.
Поэтому Здравка сначала посмотрела налево, откуда надвигалась лавина разноцветных машин: грузовиков, троллейбусов, автобусов, легковых автомобилей. Она ждала, когда светофор остановит поток. Здравка, прищурившись, поглядывала на светофор и сразу не поняла, почему это машины вдруг замедлили ход, а потом остановились.
Взглянув вперед, Здравка чуть не ахнула.
Посреди дороги стоял Паскал, ее новый одноклассник. В руке он держал палку с искусно нарисованным — ну просто совсем как настоящий! — запрещающим знаком, или, как его называл Крум, «Большим стопом»!
— Проходи!
Здравка заколебалась. Она увидела лица шоферов в кабинах, некоторые хмурые, некоторые улыбающиеся. Машины стояли, водители смотрели на пешеходов, и Здравка легко, как птичка, перебежала дорогу.
Паскал постоял, дождался, пока дорогу перейдут еще двое оцепеневших от удивления мальчиков, потом слегка поклонился, совсем слегка водителям — всем вместе: и рассерженным, и развеселившимся, — и, опустив руку с табличкой «Большой стоп», быстро зашагал к мостику.
Здравка ждала его у парапета.
Лавина автомобилей с воем помчалась по шоссе.
Паскал, с портфелем и со знаком «Стоп» в руке, шагал серьезно, сосредоточенно, будто все это было для него самым привычным делом.
Двое мальчиков смотрели на него разинув рот.
Здравка и Паскал шли рядом, мальчики за ними.
— Испугалась?
— Я? — обиделась Здравка. — Ты меня еще не знаешь!
Миновали мостик. И едва дошли до его края, впереди снова хлынула лавина машин. В нос ударил тяжелый запах бензина и отработанных газов. Машины мчались так быстро, что, наверное, перед глазами водителей белые полоски пешеходной дорожки сливались в одно целое.
Здравка бросила быстрый взгляд на Паскала. А он опять вышел на проезжую часть и не спеша поднял свою палку с красным треугольным знаком в желтом круге. Снова пронзительно заскрипели тормоза, зашипели шины. Здравка закрыла глаза. Услышала стук собственного сердца — тук-тук-тук! — и глухой гул движущихся машин, но стук сердца заглушал все: тук-тук-тук!
В первый раз она ощутила, как бьется ее собственное сердце. Когда девочка снова подняла глаза, то увидела Паскала посреди шоссе. Повернувшись лицом к машинам, он высоко поднял правую руку с запрещающим знаком. Машины замедляли ход, останавливались, гудели. Некоторые водители нетерпеливо сигналили, но Паскал стоял все так же невозмутимо.
Первыми с противоположной стороны двинулись по шоссе изумленно смотревшие на Паскала женщины с хозяйственными сумками. Здравка тоже сделала несколько шагов и в этот момент увидела тяжелую, длинную, как вагон, машину — грузовик с прицепом, покрытым темным брезентом. Грузовик, как по рельсам, скользнул в образовавшийся проем между машинами и двинулся прямо на Паскала.
«Берегись! Беги!» — хотела крикнуть Здравка, готовая броситься, оттолкнуть Паскала в сторону, но ноги налились свинцом и она не могла и шагу шагнуть.
Мальчики стояли рядом с ней, боясь пошевелиться. Только кончики их синих галстуков трепетали на ветру.
Длинная неуклюжая машина приближалась, росла, обдала Здравку запахом металла, нефти, нагретого смазочного масла. И плавно остановилась перед самым носом Паскала. Из высокой кабины смотрел оторопевший от изумления шофер, молоденький, худой, даже странно, что ему доверили такую громадную машину.
— Эй, парень! — крикнул он Паскалу, опустив боковое стекло. — Ты что, не в себе?
На лице Паскала не дрогнул ни один мускул.
И молоденький шофер большого грузовика сконфузился. Укрощенные машины терпеливо- ждали, пока Здравка, женщины и мальчики спокойно перейдут шоссе. И снова машины тронулись, но теперь медленнее, осторожнее. Озабоченные лица водителей явно смягчились. Кто-то не выдержал, нажал клаксон — в знак приветствия, хотя звуковые сигналы давно запрещены, нажал просто так, потому что вдруг повеяло далеким незабываемым детством, дыхание которого пронеслось сейчас над оживленной улицей.