Большая игра
Шрифт:
Яни искоса взглянул на приятеля.
Они ездили на велосипедах одинаково медленно, немного даже лениво, время от времени почти замирали на месте, не поворачивая руль для равновесия, соблюдая дистанцию, оба высокие, сдержанные, молчаливые. Только Крум был более светлым, не светлоглазым, а именно светлым, а Яни — типичный южанин, смуглый, со своеобразным овалом лица, прямым носом и густыми вьющимися волосами.
Сильный не по годам, замкнутый, Яни был загадочно молчалив, и мальчики не знали, что это — стеснительность или вообще таков у Яни характер, но впечатление о недоступности Яни еще более усиливалось. Яни открывался
Много лет назад, когда они пришли в первый класс, учительница Николова стала вызывать их по списку в журнале и спрашивать, где кто родился, кем работают родители, а сама внимательно поглядывала на каждого. Яни, помнится, так ответил на ее вопросы: «Родился в Софии, в Болгарии, но мы из Эллады, из города Лариса, а отец работает на заводе электрокаров».
В классе засмеялись — первый общий ребячий смех, который тут же сдружил их, и, вчера еще незнакомые, мальчики и девочки сразу почувствовали себя сплоченнее. Так же будут они смеяться вместе и во втором, и в третьем, и в старших классах и так же умолкать под спокойным и усталым взглядом учительницы.
Но тогда смех еще не успел замереть, как Иванчо встал из-за парты и крикнул: «Скажи: „Спас!“» — «Спас!» — не поняв, в чем дело, отчетливо повторил Яни, мягко произнося звук «с».
Класс снова залился смехом.
Учительница, терпеливо выждав, пока они успокоятся, тепло произнесла: «Садись, Яни!»
Яни сел. Он сел рядом с Крумом — совсем случайно, просто, входя в класс, они оказались рядом: светленький, аккуратный Крум и смуглый, черноглазый Яни. С тех самых пор уже столько школьных лет, каникул, зим и весен они неразлучны…
Удары мяча, голоса Спаса и Иванчо слышались все отчетливее.
— Что ты лупишь изо всех сил? — доносился усталый голос Иванчо.
— Сейчас опять повалит забор, — заметил Яни, медленно вращая педали велосипеда.
На мгновение все затихло. Потом, прежде чем Крум и Яни успели понять, что произошло, с пустыря донесся глухой удар, сопровождаемый сухим треском и криком Иванчо, одновременно ликующим и унылым:
— Попал!
Крум и Яни быстрее заработали ногами. Через минуту перед ними открылся пустырь с темным забором в глубине. Спас и Иванчо повернули головы, несколько мальчиков поменьше тоже перестали играть в мяч и уставились на забор.
Толстая доска вылетела почти под прямым углом, в образовавшейся щели застрял новый футбольный мяч Спаса — из кусочков светлой и черной кожи.
— Ну, все, забору конец, — оценил положение Яни. — Потрясающий у него удар!
Несмотря на все старания отца Иванчо, забор здорово был расшатан, и при каждой попытке вытащить застрявший мяч доски ходили ходуном.
— Подожди! — остановил Спаса Иванчо. — Подожди, так ты совсем забор повалишь.
С необыкновенной при его полноте ловкостью Иванчо перепрыгнул через забор. Отошел в сторону. Поднял сжатую в кулак правую руку. Нацелился. Напрягся и, молниеносно опустив руку, толкнул мяч плечом. Мяч вылетел на пустырь. Но зато теперь в дыре между досками застрял сам
— Пропади ты пропадом! — рассвирепел он, пытаясь вылезти.
Потом, убедившись в тщетности своих усилий, подался вперед, резко наклонился и, с треском выломав еще две соседних доски, выбрался.
Крум и Яни, облокотившись на велосипеды, молча наблюдали за происходящим.
— Ну, вот и все! Готово! — удивленно проговорил Иванчо, с невинным видом разглядывая доски, точно сломал их кто-то другой. — Вот уж теперь отец расшумится!
То, что отец Иванчо станет ворчать и в ближайшую субботу снова примется чинить забор, было настолько в порядке вещей, что мальчики снова принялись за игру, а Спас взял мяч. Он то ловко подбрасывал его ногой, то отбивал головой.
— Ну, вы идете? — спросил он Крума и Яни, не отрывая глаз от мяча.
Крум обернулся к Яни:
— Тебе хочется погонять мяч?
Яни безучастно пожал плечами. Он во всем следовал Круму и сейчас, как обычно, ждал, что тот решит. Конечно, можно и мяч погонять. А велосипеды оставить в стороне, у стены, чтобы какой-нибудь нечаянный удар не попортил спицы.
Но Круму играть не хотелось. Он все еще не мог отделаться от своих мыслей, все ощущал во рту сладкий и липкий запах айвового варенья. Смутное беспокойство и волнение не покидало его, а потому ему не сиделось на месте. А что может быть в таком случае проще, если у тебя есть велосипед? Знай себе крути педали. Монотонно шуршат шины, проносятся мимо машины, сверкает во всем своем осеннем великолепии заходящее солнце, а рядом молча крутит педали Яни и, как это бывает только у настоящих друзей, не стесняет его ни своим молчанием, ни говорливостью.
— Поехали!
Мальчики въехали на холм. Огляделись. С минуту постояли неподвижно, прислушиваясь к мерным ударам мяча, — Спас подкидывал мяч ногой, потом отбивал головой, снова ногой, снова головой. Слышалось недовольное ворчание Иванчо из-за сломанного забора, визг и крики малышей, возившихся со стеклянными шариками. Можно ехать куда глаза глядят, все улицы принадлежат им, и, как только Крум дал сигнал — нажал на звонок — и поехал вниз по улице, Яни быстрее завертел педалями, стараясь не отставать от товарища.
Не было поблизости ни лугов, ни лесов, до горы Витоши добраться нелегко, а мальчикам так хотелось побродить на просторе!
В маленьком скверике поставили скамейки, оградили газон, насыпали песок в песочницы, и в скверик стали приходить в основном женщины с малышами. Пенсионеры тоже целыми днями сидели в сквере со своими авоськами. И матери из-за своих отпрысков, а тем более старики не выносили громких мальчишеских криков, не говоря уж об их веселых играх.
Стало быть, мальчикам оставались тесные дворики, уличные тротуары, запруженные машинами проспекты, пустырь да школьный двор — правда, просторный, но заасфальтированный до самого забора, без единого деревца или кустика. Здесь можно было играть и в футбол, и во что угодно, но мальчиков не тянуло туда — какая там игра! Терялось ощущение свободы, охватывала какая-то скованность, точно просто продолжалась большая перемена…
Яни никогда не спрашивал, куда они направляются, поэтому Крум мог спокойно крутись педали и не оглядываться. Время от времени он слышал тихое шуршание шин за собой, ощущал присутствие друга — Яни неукоснительно следовал за ним.