Большая интрига
Шрифт:
— Но все же, — побледнев и нервно сжимая пальцы, она повернулась к нему, — все же, что они делали? Они разговаривали? Говорили же они что-то! Черт бы вас побрал, если вы стояли там, прижав ухо к замочной скважине, должны же вы были хотя бы что-то услышать? Хотя бы одно слово? Ну, говорите же!
— Мне казалось, что они целовались, мадам. По правде говоря, шевалье переходил из одной комнаты в другую… Было видно, что он, как и я, не мог спокойно спать… В поисках сна он переходил от мадемуазель де Франсийон к Жюли, а от Жюли…
— Куда?
— Иногда, мадам, я видел,
— Дурак! Дурак и болван! Я бы отстегала тебя плеткой, если бы ты не был таким идиотом!
Под градом оскорблений Демарец отступил на шаг назад.
— Убирайся, — крикнула Мари, — убирайся отсюда! Для таких, как ты, годится только плеть! Да, только плеть!
Теперь, когда она узнала все, что ей было нужно, она была готова броситься на него, вцепиться и исцарапать до крови: пусть ему будет так же больно, как и ей! Затем она снова повторила:
— Убирайся! — Сказано это было таким тоном, что Демарец, склонив голову, послушно направился к выходу.
Как только она услышала, что дверь за ним закрылась, то бросилась на постель и разрыдалась.
Ее нервы были на пределе. Теперь у нее были доказательства неверности Реджинальда и его предательства. С этого времени она уже никак не имела права доверять советам шевалье. И можно ли было верить ему вообще?
Прогонять надо именно Реджинальда, — думала она, — как раз его-то и надо изгнать с острова! Он всех здесь развратил: Луизу, Жюли, этого глупого слугу и ее саму, которая всегда была уверена, что вполне может на него положиться!
Из этого состояния ее вывели звуки громких и пронзительных криков. Она сначала прислушалась, затем, когда послышались вопли и стоны, подумала, что это, должно быть, какой-то негр, которому устраивали порку. Голоса и на самом деле были мужские. Крики человека, который испытывает физическую боль, все похожи, независимо от цвета кожи избиваемого.
Когда Демарец закрыл за собой дверь в комнату Мари и стал спускаться с лестницы, он с удивлением увидел шевалье де Мобрея, стоящего в большой гостиной. В настоящий момент он ненавидел его сильнее, чем обычно, но на этот раз слуга был почти уверен, что смог одержать победу над своим врагом.
Он почти сразу совершенно забыл о своих недавних переживаниях и внимательно посмотрел на свою жертву. Пока она выглядела довольно прилично, но, наверняка, не надолго, пока Мари не займется его судьбой. С каким удовольствием он расскажет об этом майору!
Наконец, он добрался до последней ступеньки и из чувства самосохранения хотел было свернуть под лестницу и выйти во двор. Однако в это время шевалье, который, казалось, его не заметил, а поигрывал внушительного размера плетью, отделанной в верхней части полосками зеленой кожи, повернулся в его сторону и позвал:
— Эй! Демарец! Послушай! А ну-ка, дружище, подойди сюда!
Слуга остановился. Он не осмеливался смотреть прямо в лицо своему врагу, но решил подождать, пока тот объяснит причину своего желания видеть его.
Реджинальд стал медленно приближаться к нему.
— Слушай, парень, — улыбаясь проговорил он медоточивым голосом. — Я оставил там на дороге свою лошадь. Не пойму: то ли она сломала себе ногу или чем-то поранилась, но я не смог заставить ее сделать ни шагу. Там она и осталась в траве на обочине. Но я думаю, что это из-за дурного характера. Идем со мной! Здесь у меня есть кое-что в качестве медицинского средства…
— Господин шевалье, я следую за вами, — ответил слуга.
Оба быстро вышли, подошли к изгороди и уже через несколько минут оказались на повороте дороги.
Демарец стал глазами искать раненую лошадь, о которой говорил шевалье. Но долго предаваться этому занятию ему не пришлось. Внезапно он ощутил на лице боль страшной силы. Он поднес к глазам руки и увидел на них кровь. Тут он понял, что получил удар бичом, который служил на плантации для усмирения беспорядков среди рабов. От боли и злости он громко закричал. Но сделать ничего не мог. Опытная рука наносила один за другим удары по лицу, рукам, телу. При каждом ударе он испускал крики и вопли, но шевалье не останавливался. Шевалье забавлялся, глядя, как несчастный корчился и стонал. И чем выше и чаще подпрыгивал Демарец, чем сильнее вздрагивал и стонал, тем веселее смеялся Мобрей.
Реджинальд остановился только тогда, когда Демарец, потеряв последние силы, упал на землю и запросил пощады.
— Вот так у нас, — объяснил шевалье, — поступают со шпионами. После этого они становятся, как шёлковые. Но если такое еще раз повторится, то я отрежу тебе оба уха и вдобавок свяжу, а к заднице привешу хороший заряд пороха с горящим фитилем… А теперь отправляйся к Жюли, которая тоже хочет тебе что-то сказать, и пусть она смажет раны, чтобы они не загноились…
Глава 8
Неудача сентиментального дипломата
Шевалье де Мобрей бросил Демареца на дороге и вернулся в замок. Он не спешил, но от волнения его руки и ноги сильно дрожали. Его гнев несколько уменьшился, и теперь он с большим удовольствием думал о том наказании, которому он подверг слугу, надоевшего ему уже очень давно своими бесконечными подглядываниями и интриганством. Этот лунатик не скоро осмелится взяться за старое!
Оставалось исправить только то, что он испортил в своих отношениях с Мари, но для этого ему надо было ее увидеть.
Войдя во двор, Реджинальд спросил себя, что было лучше: подождать, пока генеральша станет намекать на те сведения, которые она получила от слуги, или самому пойти навстречу опасности?
Он позвал Квинкву и вернул ему бич. Затем он вошел в дом и направился к столику, на котором постоянно находились полная бутылка французского вина, стаканы и все остальное, налил себе и с удовольствием выпил.
Ему портило настроение отнюдь не то, что Мари узнала о его связи с Луизой (он это предвидел, поскольку волей-неволей, но генеральше все равно пришлось бы узнать об этом, а случай просто помог), а то, что Мари сама узнала, без предварительной подготовки. Это заставляло его принимать решения как можно скорее и сочинять приемлемую версию для Мари.