Большая книга лидера от монаха, который продал свой «феррари» (сборник)
Шрифт:
Характерная черта нашей эпохи, поняла я, не только Новая Экономика, которая возникла из-за высоких технологий, и не только новая бизнес-культура. В наши дни возникла и Новая Семья – со всеми ее нетрадиционными вариантами, и эти новые, ранее непривычные, модели стремительно меняли привычный облик семьи как ячейки общества.
Поднимаясь в лифте ко входу в музей, я задумалась о своих родителях. Отец был щедро одарен талантом работать и талантом любить: первый, вкупе с упорством и амбициями, вознес его в высшие юридические круги, второй – завоевал мою любовь. Мама была блестящим литератором, и свое искусство она любила так же горячо, как и детей. В детстве я всегда чувствовала, что Джулиан у нее любимец, хотя в последние годы она дала мне понять, что это мне
Двери лифта плавно открылись, и я вошла в главный вестибюль музея. Я любила сюда приходить – здесь была потрясающая коллекция работ Пикассо и замечательные скульптуры. Теперь, когда моя жизнь изменилась к лучшему, я старалась как можно чаще приводить сюда в выходные сына и дочь. Джон обычно присоединялся к нам после занятий в спортзале (заниматься он начал недавно, это тоже была часть плана по улучшению и обогащению жизни, ведь, кроме разных преимуществ, спорт тоже делал его примером для подражания в глазах детей). Что касается музея, душа подсказывала мне: регулярные встречи с прекрасным помогают приучить детей к искусству, и потому мой долг познакомить их с как можно большим количеством великих творений рук человеческих. Я знала, что в конечном итоге мои старания дадут положительный эффект.
Джулиан назначил мне встречу в зале Микеланджело. Я знала, что брат много читал о жизни великого итальянца и глубоко благоговеет перед Микеланджело Буонаротти за стремление к совершенству, которое тот проявлял в своем творчестве. Я вошла в зал, высматривая знакомую высокую фигуру красавца в ярком монашеском одеянии, но Джулиана нигде не было. По залу расхаживала группа туристов под предводительством экскурсовода. Я решила посидеть на деревянной лавочке и полюбоваться на окрестности, а там, глядишь, и Джулиан появится. Среди прочих принципов упрощения и улучшения жизни я взяла себе за правило отказаться от старой привычки: раньше я стремилась каждый миг жизни наполнить бурной деятельностью. Теперь же я ценила минуты покоя и старалась позволять себе те драгоценные мгновения, когда просто наслаждаешься праздностью, смотришь по сторонам и замечаешь прекрасное в обыденном: например, как красиво сверкают росинки на паутине после дождя или как мерцают звезды ясной ночью. Нередко Джон предлагал мне выкроить часок, чтобы всласть порыться на полках в замечательном букинистическом магазинчике неподалеку или погулять в парке возле нашего дома. Так я постепенно полюбила эти спокойные минуты – они приносили мне столько же радости, сколько и шумные, полные игр и затей, проведенные в обществе близких. Эмерсон говорил: «Без щедрости душевной любой богач все равно что жалкий нищий».
За все эти годы, когда я стремилась к финансовому богатству и заработала уйму денег, с душевным богатством у меня было из рук вон плохо. А теперь, когда я старательно работала над своим внутренним миром, я наконец-то ощутила, что у меня есть душа. Сейчас, любуясь прекрасными мраморными изваяниями, я начала прислушиваться к рассказу экскурсовода и поразилась глубине его познаний и его неподдельной любви к шедеврам коллекции музея. Меня также озадачил его наряд. Помимо традиционных для гида белой рубашки, черных брюк и строгого галстука, гид почему-то увенчал свою голову бейсболкой с опущенными ушами, так что мне его лицо практически не было видно. Я видела, как подобным образом носят бейсболки студенты во Флориде, чтобы не обгореть на солнце, валяясь на пляже с пивом. На экскурсоводе такой головной убор смотрелся нелепо и неуместно, но туристы были так захвачены его рассказом, что и внимания не обратили на смешную кепку. А может, они думали, что гиду так и полагается,
Экскурсовод рассказывал, туристы внимательно слушали, вопросов пока не задавали. Затем, на середине фразы, экскурсовод вдруг проделал нечто такое, что я рассмеялась. Он извлек из кармана гигантскую сосиску в тесте, которую непонятно как умудрился туда затолкать. Извлек – и принялся невозмутимо уписывать ее посреди музейного зала, не переставая вести экскурсию! Внезапно одна из туристок, пожилая дама, стоявшая в задних рядах, вытащила из сумки бутылочку дижонской горчицы и ложечку и двинулась к экскурсоводу. Не проронив ни слова, она принялась намазывать его сосиску толстым слоем горчицы. Экскурсовод тоже ничего ей не сказал и продолжал жевать и говорить, а остальные туристы словно бы ничего и не заметили. Группа двинулась дальше по залу. Вся эта сцена была предельно сюрреалистичной, словно фрагмент из черно-белого фильма, который смотришь рано утром, когда все еще спят. Но я решила: пусть ведут себя как хотят, не моего ума дело. Надо думать, Джулиан вот-вот появится.
– Все великие скульпторы точно представляют себе свои творения еще до того, как возьмут в руки резец, – продолжал экскурсовод, и горчица капала у него с подбородка. – Видите ли, дамы и господа, все на свете бывает сотворено дважды: сначала – когда мы думаем и мечтаем о чем-то, потом – когда воплощаем это что-то.
– Поэтому вы должны, каждый в своей жизни, нарисовать притягательную картину перед своим мысленным взором и жить согласно этому идеалу. – Говоря это, экскурсовод вытащил из другого кармана энергетический батончик и принялся жевать его.
– Погодите! – громко воскликнула я, не в силах больше сдерживаться. – Я уже слышала эти слова! Да и голос тоже, если уж на то пошло! – Теперь кусочки головоломки складывались в единое целое у меня в голове. – Вся эта сцена… она слишком уж странная, как во сне! Это наверняка розыгрыш, шутка, да-да, ребяческий розыгрыш из тех, которые так обожает мой братец – любитель ребячиться. Он с детства устраивал такие розыгрыши и до сих пор продолжает в том же духе.
В музейном зале воцарилась мертвая тишина. Туристы молчали, всем своим видом изображая возмущение. Наконец заговорила горчичная тетушка.
– Простите, мэм, что вы, собственно, несете? – спросила она, сурово буравя меня глазами.
– Но ведь это все шутка? – настаивала я. – Джулиан позвал меня сюда, а вы все, наверное, его знакомые и лишь изображаете туристов? Я угадала? Ну что ж, отлично, розыгрыш окончен, вы молодцы, очень артистично, всем спасибо! – для вящего эффекта я поаплодировала и широко улыбнулась.
Но туристы неприязненно молчали. Наконец заговорил сам экскурсовод.
– Я сейчас вызову охрану, дамы и господа, не волнуйтесь. Эта маленькая проблема будет устранена, – пообещал он и зашагал к красному телефону, который висел на стене зала.
Я занервничала и усомнилась в собственной правоте. А вдруг я ошиблась, и чудак-гид с экскурсантами – вовсе не очередной розыгрыш моего братца? О господи, а если эта группа и правда настоящие туристы, а гид – настоящий гид, просто со странностями? По спине у меня покатились капельки пота, дыхание участилось. Мне вдруг показалось, что в зале Микеланджело ужас как душно.
Однако я овладела собой и прислушалась к внутреннему голосу: он тихонько, но упорно твердил, что Джулиан здесь очень даже замешан и эта сценка – явно его рук дело. Интуиция меня не подводит. Не может подвести!
Я набралась отваги, подошла прямиком к чудаку-экскурсоводу и решительным движением сорвала кепку с наушниками, закрывавшую от меня все его лицо. Туристы в ужасе ахнули. Я расхохоталась: ну конечно, экскурсовод оказался не кем иным, как моим неугомонным братцем Джулианом!
– Эй, сестричка, а что, человеку нельзя уже спокойно съесть сосиску в тесте? – спросил он и покатился со смеху. Туристы тоже засмеялись и наперебой жестами показывали Джулиану «молодец» и «отлично».
– Мистер Мэнтл, мы таки ее разыграли! – закричала горчичная дама. – У нас все получилось! Ура!