Большая книга ужасов 2012
Шрифт:
– Я погляжу, тебе совсем не страшно, – сказала Аня.
– Не страшно. Мне совсем не страшно – я ведь не один. Страшно, когда один, а так…
За окном мелькнула тень. Девушка вздрогнула.
– Кто это?
– Наверное, летучая мышь, – сказал Круглов. – Или сова. – Он хихикнул. – Или плащ. Тот самый, с дороги, – он ожил и теперь расхаживает.
– Хватит, ладно?
Витька услышал, что Сомёнкова напугана.
– Хватит дурацких шуток, – попросила она. – Знаешь, мне уже как-то не по себе…
– Ты это расскажи психологу-психопату, – усмехнулся парень. – Психологи, они…
Зазвонил Анин телефон, модная в сезоне испанская песенка про застенчивого крокодила.
– Ну вот! – сказала она. – Вот и все, протуберанец остыл. Связь появилась. Мне звонят…
Девушка приложила трубку к уху.
– Осторожно! – Круглов хотел перехватить ее руку, но не успел.
Она приложила трубку к уху.
– Да? – спросила Аня. – Говорите! Почему вы молчите? Если это глупая шутка, то…
Сомёнкова замолчала. Нос у нее задергался, затем она отдернула трубку. Ухо было красным, точно к нему прикладывали не телефон, а раскаленную сковородку. Глаза у нее скосились к переносице, она поплыла в сторону и шлепнулась бы, наверняка шлепнулась бы, но Витька успел подскочить и поймать ее.
Аня была без сознания. То есть не без сознания, а в припадке, она колотилась, дрыгала ногами, глаза уползли под лоб, рот перекосило. Кроме того, она прокусила губу и брызгалась теперь кровавой слюной. Круглов осторожно уложил ее на пол. Он никогда не имел дела с припадочными, кажется, им надо вставлять ложку в зубы – чтобы язык себе не откусили. Или чтобы он не завалился в гортань, совершенно точно парень не помнил. Попрыгал на кухню, схватил ложку. Представил, как будет вставлять ее в зубы Сомёнковой, как они начнут крошиться…
Витька открыл холодильник. Газировка. Отец любил газировку во всех ее видах, еще с детского сада. Лимонад с батоном – самое вкусное, что есть на свете, всегда говорил отец. Однажды Круглов попробовал, и его едва не стошнило. Но газировки было много.
Он схватил банку с вишневым крюшоном и вернулся в холл. Аня продолжала трястись на ковре. Это было…
Уже не страшно. Это был настоящий ужас. Левую ногу у нее начало выворачивать в колене, пальцы на руках крючились, зубы кусали язык. Лунный свет приобрел синюшный оттенок, и от этого было еще хуже. Витька приблизился, взболтал банку, дернул за язычок, в лицо Анны ударила шипящая холодная газировка. Сомёнкова попыталась увернуться, но он не отпускал ее, поливал и поливал. Аня изогнулась в последний раз и замерла.
Дышала спокойно. Глаза закрылись. Пальцы выпрямились.
– Что это было? – прошептала она.
– Не знаю, – ответил Круглов. – Ты ответила на звонок. Ты что-то услышала?
Сомёнкова села, поправила кофту.
– В чем это я? – спросила она. – Я мокрая какая-то… Ты чем меня полил? Круглов, ты дурак…
– Вишневый крюшон, – объяснил парень. – Понравилось?
– Нет.
Она стала отряхиваться и ругаться – крюшон был сладкий и липкий.
– Что ты там услышала? – повторил Витька.
– Где?
– Анна, не тупи. По телефону.
Девушка потрогала ухо, отдернула руку.
– Болит, – сказала она. – Как кислотой помазали…
– Что ты там услышала? – повторил Круглов.
– Ничего, – ответила Сомёнкова. – Там была…
Она поглядела на телефон. Лицо у нее начало скашиваться…
– Еще лимонада? – спросил Витька.
– Нет. Просто там… Я не знаю!
Аня заплакала.
– Я не знаю! – заорала она вдруг. – Не знаю! Не знаю! Не знаю!
Витька плеснул в нее остатками из банки.
Сомёнкова замолчала.
– Не знаю… – повторила она уже негромко. – Там… Убери его!
Она указала на мобильник.
Телефон продолжал лежать на ковре, погрузившись в мягкий ворс.
– Я его больше не возьму, – сказала Аня. – Не хочу…
Круглов осторожно пнул мобильник за диван. Они сидели на полу в холле, глаза привыкли к темноте, Витька оглядывал холл. Стены за эти дни промерзли окончательно, по обоям темными прожилками струился лед, отчего парню казалось, что по стенам поползли вены. Сомёнкова кашляла. У нее болело горло и голова, Круглов схромал на кухню и принес воды. Попили.
– Что делать будем? – спросила девушка. – Мне уже домой надо давно, родители меня прибьют…
– Лучше не выходить, – сказал Круглов. – Поверь, лучше отсюда не выходить.
– Почему?
– Тебе одного телефона мало?!
– Нет… – Аня потрогала ухо.
– Лучше досидеть до утра. К тому же я… – Он похлопал по ноге. – Я вряд ли далеко уйду.
Витька поднялся.
– А вообще…
Он поглядел часы с фосфорными стрелками.
– Скоро уже… – сказал он.
– Что скоро?
– Двенадцать, – Круглов указал на часы. – А потом все начнется по-настоящему.
– По-настоящему?
– Ага.
Он подал Ане руку. Она поднялась с пола.
– Я тупо устал, – сказал парень. – Очень и очень устал. Я ничего не соображаю… то есть плохо соображаю, как на морозе… Он с каждым днем подходил ближе и ближе, сегодня он будет здесь.
– Почему?
– Потому что полнолуние, – Витька указал на окно. – В полнолуние они всегда… активные.
– Так это Бука? – еле слышно произнесла Сомёнкова.
– Нам понадобится свет, – не ответил парень. – Свечи, лампы, факелы. У меня есть лампа, наверху там. Керосиновая.
– Хорошо, – кивнула Аня.
– Надо сходить. Я с такой ногой… Три часа буду туда и обратно.
– Я, что ли, должна?
– Ага.
Она помотала головой:
– Нет. Нет, я не хочу…
– Лампа стоит рядом с печкой, ты помнишь? Там лампа и еще… Канистра. Канистра с керосином, небольшая, три литра. Зажигалка на печке.
– Я не хочу, – покачала головой Сомёнкова.