Большая книга ужасов 2012
Шрифт:
– Горло болит?
– Ага. Лечусь малиной, и вообще, знаешь ли. А ты тут, как я погляжу, развлекаешься? – Она покрутила пальцем у виска.
– Да…
– Что это с тобой? – Аня указала на ногу. – С лестницы свалился?
– Да, почти.
– Плохо выглядишь, – заметила Сомёнкова. – Ты что, не спишь совсем?
Она оглядела комнату.
– Да… Тут такое дело…
– А почему я не мог до тебя дозвониться? У твоего телефона что, тоже была ангина?
– Сперли в автобусе, – махнула рукой Аня. – Папаша чуть не убил. Вот, новый купила.
Она продемонстрировала Круглову дешевый мобильник.
– Ясно. А почему тебя в школе не было? – спросил Витька.
– Я была.
– Была… Я проверял, ты ни в одном классе не учишься.
– Я учусь, – кивнула Сомёнкова. – Только в своей школе. Видишь ли, Круглов, мы с тобой ходим в разные школы.
Он почесал голову.
– А с чего ты взял, что я в твоей школе учусь? – усмехнулась Аня. – Я в двадцать третьей, на Монтажном.
– На Монтажном? – спросил Круглов.
– Ну да, на Монтажном, приходи в гости, тебе понравится.
– Приду… А ты сама… Ты чего явилась-то?
Сомёнкова прищелкнула языком, покачала головой.
– Я же тебе говорю – купила новый телефон, восстановила симку. Как только симка заработала, мне пятнадцать эсэмэсок упало – что ты, милый друг, мне звонил. Я тебе дозвониться пытаюсь, а ты тоже растворился. Ну, что-то мне это не понравилось, я к тебе и решила заглянуть…
Круглов продолжал ее разглядывать.
Как-то гладко она все рассказывала, ровно у нее все получалось. Горло заболело, телефон украли, все как-то уж очень удачно, в одну копилку. И сейчас заявилась, между прочим, зачем-то, на ночь глядя…
– Ты что так уставился? – насторожилась она. – Ты что, не узнаешь меня, что ли?
– Узнаю…
– Круглов, я лучше пойду.
– Стихи расскажи, – попросил Витька.
– Какие еще стихи? – Аня сильно потерла виски. – Какие еще стихи, Круглов?
– Ну эти, которые тебе не нравятся.
– Мне Маяковский не нравится, тебе его прочитать? Пожалуйста…
– Нет, – покачал головой Круглов. – Маяковского не надо, другие. Про булку.
Сомёнкова поднялась с дивана.
– Я устала, – сказала она. – Ты дурак, и ты мне надоел.
– Сидеть. – Он поднял меч.
– А то что, зарежешь меня? – Она потрогала пальцем меч. – Голову мне отрубишь?
Девушка отодвинула меч и направилась к выходу.
– Не уходи, – попросил Витька и бросил оружие. – Не уходи, Аня! Я тебя прошу!
– Да пошел ты…
– Туда нельзя!
Круглов с трудом встал перед дверью.
– Почему туда нельзя?
– Потому! – Он почти взвизгнул. – Туда нельзя! Ань, я тебя прошу, не ходи!
Витька шагнул навстречу Сомёнковой.
– Не ходи! – повторил он. – Я прошу, не надо!
– Ладно, – Аня пожала плечами. – Хорошо…
– Стихи прочитай.
– Зачем?
– Пожалуйста, – сделал он умоляющее лицо. – Пожалуйста, Ань!
– Псих, – сказала она. – Ты псих.
– Ладно, я псих, псих, признаю. Прочитай, пожалуйста. Или ты их не помнишь?
– Помню. Помню! Вот!
Анна Сомёнкова похожа на булку,Забытую в сумке на остановке.Сомнительной свежести булку,Да и движенья неловки,Да и мысли несвежи,Точно рубашки невежи.Анна Сомёнкова похожа…Нет, все-таки булка.– Ну что? – Аня покраснела, почти как собственный плащ. – Доволен?! Доволен?!
Она опять шагнула к двери.
Круглов ее удержал.
– Извини, – сказал он. – Извини-извини! Я просто должен был убедиться…
– В чем?!
– В том… Ну, не сердись, а?
– Болван, – вздохнула Сомёнкова. – Зачем я вообще с тобой связалась?! Толку никакого, Любка катается как ни в чем не бывало, а я туда-сюда…
Бах!
На кухне рвануло.
– Это что там у тебя? – поинтересовалась девушка.
– Масло…
Он совсем забыл про масло! Три литра в кастрюлях на газу.
Витька как мог быстро кинулся на кухню. Масло горело. От газовой плиты к вытяжке поднимался огненный смерч, возле раструба вытяжки смерч разлагался на несколько рукавов, каждый из которых в свою очередь расползался по потолку и стекал по стенам. И стены уже тоже горели. Огонь распространялся по дорогим филиппинским обоям… Или это были дорогие фиджийские обои, он не помнил, горели они очень и очень славно, с ароматным тропическим треском.
Круглов растерялся. Он никогда не имел дела с пожарами, максимум, что ему приходилось тушить – это мангал на пикнике. Кажется, надо было забрасывать огонь песком…
Пожар развивался. Мама уже три года страдала дизайнерскими грёзами, поэтому кухня изобиловала горючим материалом. Кресло-качалка, плетеное из желтой соломы, оно уже пылало. Ширма в восточном стиле, склеенная из рисовой бумаги и разрисованная драконами и розами, полыхала особенно весело. Винтажные шторы, собранные из старых лоскутных одеял, – эти почему-то горели не очень.
Со штор Витька и начал, сорвал их и принялся лупить по стене.
Усилия увенчались результатом, противоположным ожидаемому, – вместо того чтобы сбить огонь, он его, напротив, раздул. Да и шторы тоже разгорелись, парень додумался их скомкать и запихнуть в посудомоечную машину.
Огнетушитель – как он мог забыть!
Круглов нырнул за посудомоечную машину, вытащил огнетушитель…
Как им пользоваться-то?
– Окна горят! – крикнула из-за спины Сомёнкова.
Жалюзи, прикрывающие стекла, плавились. Вообще-то они должны быть огнестойкие, успел подумать Витька. Но жалюзи не были огнестойкими – в центре образовалась быстро расширяющаяся дыра, пластик горел и стекал на пол огненными ручейками. И натяжной потолок начал плавиться, причем некоторые капли падали не только на пол, но и на самого Круглова. На плечи, на голову. Это было не особенно больно – похоже на воск. Только вот пластик быстро застывал, запутывался в волосах и прилипал к одежде, одежду выкинуть, волосы сбрить…