Большая книга ужасов – 29
Шрифт:
Автобус загудел громче. Впереди был Покров. За ним Киржач. Там последний поворот, ухабистый перелесок – и их лагерь. Полчаса, двадцать семь километров – вот и позади их бесконечный поход, встречи с молниями, болото и страшная драка.
«Река Шередарь», – прочитала Алена табличку и отвернулась.
Шередарь… Слово-то какое неприятное, шероховатое, по душе скребет.
– Слушай! – подсел к ней Матвей. – Ты тут ни при чем. Они же сами передрались.
– Не сами. Они передрались из-за меня.
Алена говорила устало. Она приняла вынесенный приговор, и теперь со всеми соглашалась.
– Из-за того, что я три года назад была невнимательна к девочке,
– Ты бредишь! – поморщился напарник, отодвигаясь.
– Если бы… – прошептала Алена.
Ей вдруг захотелось все-все рассказать Матвею. Три года заставляла себя забыть. Но пришло время вспомнить.
– Понимаешь, – Алена села поудобнее, – тогда ситуация получилась дурацкая. Все друг в друга повлюблялись. Как будто бы нарочно. Зинка Портянова в Петю Горюнова, высокий был такой парень с рыбьим лицом. У него был приятель Пашка Штангин, и тот все гулял с этой самой Канашевич. Нас предупредили, что девочка непростая, что она весной лежала в больнице с попыткой суицида. Она и правда была немного странная. Ходила в сером, какие-то записочки писала, дневник вела, читала что-то по магии. У меня весь отряд тогда спиритизмом занимался, утром добудиться нельзя было – спят как убитые, потому что ночь с духами общались. Они тогда такой праздник Ивана Купалы устроили! С лешими, с привидениями, с водяными, выходящими из реки. Малыши перепугались… Семен Семенович об этом празднике с тех пор слышать ничего не хочет. Мне уже потом рассказали, что Лена всем предлагала умереть, убеждала, что это здорово, что после смерти начнется истинная свобода. Ну и уговорила Штангина. Они собирались одновременно выпить таблеток.
Алена схватилась за щеку, вспоминая то сумасшедшее лето.
– Если бы я знала, – быстро зашептала она, смахивая слезу. – Они же все по углам «шу-шу-шу». Не мешают – и хорошо.
Дыхание у Алены перехватило, но Матвей не шевельнулся. Сидел, замерев, смотрел в пол. Скулы напряглись. Верил? Нет?
Алена заговорила быстрее:
– Ну да, мне было немного не до их игр. У нас был роман с Кирюшей. Он тогда еще не был Кирюшей, был нормальным парнем, все говорил, какой у меня замечательный, дружный отряд. А я не знала, что дружный он потому, что все играют в смертельную любовь.
Алена спрятала лицо в ладони. Матвей молчал. И ей пришлось продолжить:
– Выбрали они какой-то там день, типа, полнолуние. А мальчишки же вместе ходили, Пашка с Петюней. Вот Штангин все и рассказал приятелю. Тот, дурак, вместо того чтобы ко мне пойти, Славке разговор передал. Была у нас такая девчонка. Славка Бойко. Очень ей нравился Петюня. Бродила за ним бледной тенью. Ну, как наша Аня за Королевым. И та, недолго думая, пустила слух, что Зинка по уши влюблена в Пашечку. А Зинка дружила с этой Канашевич, что-то они там вечно колдовали – живую воду искали, одолень-траву собирали, и вот тоже какую-то ботву все время жевали. Девчонки поругались, Канашевич все проклятья на бывшую подружку насылала. Славка при всех стала целоваться с Пашкой. Канашевич от расстройства чуть ли не жидкости для туалета глотнула. Сделали ей промывание, положили в изолятор, вызвали родителей. А у нее какие-то таблетки с собой были. Короче, выпила она их как раз в то самое полнолуние. Не откачали. Пашку еле успокоили. Он все орал, что Ленка предательница, что она всех обманула, а его бросила.
– Почему обманула? – дернулся Матвей.
– Потому что ничего романтичного в смерти нет. Мы же тогда ездили на похороны. Пашка как гроб увидел, как услышал стук земли по крышке, чуть в обморок не брякнулся. Видимо, представил, что и с ним всё то же самое было бы. А тут еще мать его приехала. Он к ней близко подойти боялся. Им-то все это казалось игрой, а на деле…
Алена всхлипнула.
– Кирюша тогда страшно перепугался. Это же подсудное дело – недоглядели! Могли и посадить. Но мать не стала никаких заявлений писать. Сказала, что Лена уже один раз проделывала такой фокус, что никто не виноват. Там какая-то своя история была с умершей любимой бабушкой.
– А что с бабушкой? – прошептал Матвей, которого эта история, видимо, зацепила. Он рассеянно смотрел на притихших подопечных.
– Бабушка была единственным человеком, который по-настоящему любил Лену, родителям было не до нее. Мать вышла замуж второй раз, и у нее родился сын. Лену оставили с бабушкой, которая вскоре умерла, вот Канашевич и стала после этого бредить смертью. Мол, умерших любят больше, чем живых.
Алена перевела дух. Сейчас, в рассказе, все выстроилось ровно и гладко, все объяснялось. Не было понятно одно – почему сейчас, почему они. Матвей, видимо, тоже об этом думал.
– А где все то, что Лена писала? – тихо спросил он.
– Не знаю. Тогда суматохи столько было, полиция постоянно приезжала.
– Ты говорила, у нее были дневники.
– Да много чего было. Наверное, все передали родителям. Не помню, вещами уже не я занималась.
– Возможно, это все осталось в лагере, у ее подружек.
Алена вздрогнула, неестественно выпрямилась.
– Не у подружек…
Автобус замер, продолжая нутряно дергаться и фырчать. Двери с недовольным хлопком распахнулись. Встречала их Вера Павловна. Если смотреть с верхней ступеньки автобуса, то выглядела врач какой-то совсем уже маленькой. Тем более рядом с долговязым сутулым Кирюшей. Отряд столпился у выхода, не решаясь преодолеть внезапную преграду.
– Ну что, мать моя, – начала первой врач, – веди всех в изолятор. Смотреть буду твоих бойцов.
Вера Павловна выразительно повела бровью, давая понять, что осмотр затянется.
– А ты, Аленушка, сразу иди к Семену Семеновичу, объяснительную писать, – ласково запел Кирюша. – Матвейка, посмотри за ребятами. Витюша, как твои дела? – спросил он проходящего мимо физрука.
Гусев скорчил недовольную мину, махнул рукой и зашагал к своему домику. По спине с рюкзаком было видно, что он очень рад избавиться от такой сумасшедшей компании.
– На, выпей! – сунула Алене в руку таблетку Вера Павловна. – Это успокоительное. Тебе сейчас пригодится. – И выждав приличествующую моменту паузу, спросила: – Всех привезла? Пересчитывать не надо?
– Не надо, – мотнула головой вожатая. И от этого движения у нее в мозгах словно что-то щелкнуло. Она вернула врачу таблетку и крутанулась на месте.
Кабанов!
Поискала глазами среди еще стоящих толпой ребят. Заметила идущую к ним Карину, добрую улыбчивую Карину. Показала ей руками. Она поняла, замотала головой.
– Матвей! – задержала напарника Алена. – Кабанова нет.
– А вот это плохо, – добродушно протянул напарник. – Кто его последним видел?
– Пося. И вроде как Карина.
Матвей с нежностью взглянул на Алену.
– Подожди волноваться. До скольких у него увольнительная? До семи? Вот и будем ждать семи. Он мог просто сбежать. Еще не вечер – вернется.
– А если не вернется? Если она его увела?
– Опять ты про свою Канашевич. Прямо гаммельнский крысолов, а не покойница. Не в ней дело. Она орудие. Ею кто-то управляет.