Большая книга ужасов – 43

Усачева Елена Александровна

– Ну и что ты доказала? – злилась Ирка, не умевшая и не желавшая никого любить. – Он к тебе все равно не вернется.

– Ну и пусть.

Анина улыбка стала шире. Болотная грязь на лице высыхала, от движения губ и щек некрасиво трескалась.

– Главное, что его люблю я.

– А ему на тебя плевать! – лила свой яд Зайцева.

– Ты знаешь, любовь ведь никуда не девается. Если она была, значит, она и сейчас есть.

– Нет никакой любви! – заорала Ирка, желая из последних сил доказать что-то. – Нет! А вот утонуть ты могла!

– Не

могла. – Анин голос стал тонким, невесомым. – Я и не собиралась этого делать.

– Ну ты… совсем, – аргументы у Зайцевой закончились.

– Ира, – медленно подошел к ним Кривонос.

Подошел осторожно, спрятав руки за спину. Таким тихим и пришибленным он никогда еще не был.

– Да отстаньте вы от меня! – взорвалась Зайцева, взмахнула руками и побежала прочь. Туда, где собирался отряд. Остановилась, словно на кочку налетела. Быстро повернулась: – А ты, Юрец, в первую очередь пошел на фиг!

И снова побежала. Чтобы в движении распылить свое раздражение и злобу на окружающих ее людей.

– Ты жива? – грустно спросил Юрка, глядя на улыбавшуюся Моторову.

– Мне хорошо, – пропела Аня и закрыла глаза.

Мир теперь был полон звуков. Ярких. Они наводняли все вокруг – звук солнца, лившего на землю свет, шорох крыльев далеких стрижей, звон идущего где-то дождя.

– Ну ты, это… – Юрка искал слова. – Круто там, короче.

Он кивнул на болото, которое отсюда, с берега уже не выглядело таким опасным. Всего каких-нибудь метров сто. В две секунды перебежать можно. Воды в нем вроде бы не так уж и много.

Аня ухмыльнулась, не открывая глаз. Круто – это жить, а все остальное – составляющее.

Алена сидела, тяжело привалившись к широкому плечу Матвея, и бездумно водила по его ладони пальцем.

– Ну что, милая моя, – ровным голосом спросил напарник, – пришла в себя?

Шевелиться не хотелось. Вот бы закрыть глаза и проспать часов двести. А потом проснуться – и чтобы началась совсем другая жизнь. А еще хотелось растянуться на земле и послушать, как там идет ее нутряная жизнь – кто ходы копает, кто камешки перекладывает, как горячее ядро в магме бултыхается…

Она села ровнее, не цепляясь ни за что взглядом, осмотрелась. На пригорке собирался отряд. Между ребятами бегал физрук, не давая никому спускаться, хотя мальчишки рвались сбежать, узнать, как дела. Остальные возбужденно кричали, размахивали руками, звали к себе. Пося держался за плечо. Врезать ему успели, что ли? Мимо протопали трое. Впереди брел Королев, поникший, с опущенной головой. Словно его не из болота вытащили, а только что смертный приговор зачитали, но перед самой казнью успели отменить. Его догнала Зайцева, сильно толкнула Лешку, так что тот остановился. Но отвечать не стал. Побрел дальше. Идущий последним Кривой наклонился, что-то сорвал, сунул в рот.

Зеленый стебелек в его руке встревожил Алену. Она подалась вперед.

– А что это за трава?

– Какая трава? – бодро отозвался Матвей, перехватил Аленин взгляд и резко свистнул. – Эй! Боец! Вернулся!

Кривой все так же лениво сменил направление и пошел обратно.

– Ладонь показал! – перешел на военный тон Матвей.

Стебелек был изрядно пожеван, от листика осталась половина. Вожатый осторожно понюхал его.

– А чего? – равнодушно протянул Юрка. – У нас такой же в лагере растет. Да ты его уже видел!

– Я вам запретила жевать всякую гадость!

Возмущаться, глядя на собеседника снизу, неудобно, но Алене лень было вставать, поэтому она просто отвернулась. О чем можно говорить с Юркой?

– Нормальная ботва. Прикольная такая…

– Ага, прикольная… – Матвей размял стебелек в пальцах, понюхал, лизнул надломленный листик. – Знаешь, как называется?

– Трава. – Юрка смотрел в сторону. Ботаника его не интересовала.

– Дурман, или белена. У него еще такие белые цветочки, похожие на удлиненные колокольчики? Вороночкой, да?

– И чего?

– Кого вы там последнее время постоянно видите?

– Тебя с Аленой.

Матвей посмотрел на напарницу. Алена сидела, поджав ноги, готовая вскочить.

– Все ваши покойницы – это галлюцинации, – припечатал Матвей. – Дурман – сильнейший галлюциноген. Давно вы его жуете?

– Пару раз всего, – буркнул Кривой. – После него жрать не хочется.

Алена оглянулась, проверяя, не сошла ли Земля с орбиты, на месте ли горизонт.

Сколько надо съесть белены, чтобы начались галлюцинации? Пол-листика достаточно? Ладно, мираж – земли нет, а ты ее видишь. Но говорящая галлюцинация? Обещающая убить и убивающая?

Алена встала и пошла к болоту.

Трясина – галлюцинация? И то, что они тонули? Разве может быть глюк один на всех? Независимо от того, кто что жевал и когда?

Нутряная дрожь тряханула Алену, и она побежала к кочкам, за которыми еще недавно барахтались Кривой с Королевым. Вот они, сочные кусты осоки, вот березка. За ней все началось, ведь так?

Деревце, густая трава, низинка. Чавкнуло под ногами. По щиколотку. Еще бы! Такой ливень прошел.

Дальше, дальше. Бугорок – лезет вверх прошлогодняя мурава. Обзор, как со смотровой площадки, но никакого болота не видно. Трава – высокая, осока – острая, чахлые деревца… тонкие. Лужи. Взвеси грязи.

Алена спрыгнула с кочки и потопала обратно. Коротко скомандовала:

– Идем дальше!

Матвей с Юркой замерли от удивления, а вожатая продолжала отдавать распоряжения:

– Моторова! Встала!

И повернувшись к остальным:

– Пошли! Нас будет ждать автобус! – Махнула рукой физруку, чтобы поднимал детей. – По коням! Мы и так много времени потеряли. – И уже тихо, для себя прошептала: – Надо двигаться, стоять запрещается. Ей нельзя давать время придумать новую каверзу. Чем быстрее доберемся до места, тем лучше. А потом – лагерь, в лагере все станет проще.