Большая книга ужасов – 48 (сборник)
Шрифт:
Так этот мальчик – Никита, оказывается! Только теперь дошло. Мамин водитель. Хотя я давно уже догадывалась, что он не просто водитель, но при случае и помощник, и телохранитель. Мама в каком-то закрытом учреждении работает, о своей работе ничего не рассказывает.
Вовремя тогда Вилор тут оказался! Правильно он говорит – мир тесен.
Теперь я понимала, что буду смотреть на Никиту совсем другими глазами. Для меня он всегда был добродушным весельчаком и балагуром, и кто бы знал, что в детстве он пережил такую трагедию…
Вот они какие, силы темные и светлые. Вот так под покровом сил света тьма творила свои дела… Но на каждую темную силу в конце концов найдется… управа!
И тут я хлопнула себя по лбу. На каждую темную силу найдется сила светлая! Стоп, это же мне мама такое говорила, когда на бой провожала! А я не знаю даже, где она работает. Так может быть, она тоже состоит в Братстве?
Я призадумалась. А что, вполне возможно. Мама рассказывала мне случай из своего детства, когда хранитель меча научил ее видеть сквозь землю. И обмолвилась, что у нее до сих пор это иногда получается, но тут же добавила, что это служебная тайна!
Интересно, если ее прямо спросить, она ответит? А если ей сказать, что я тоже в Братстве состою? Или это нарушение правил?
Ладно, подумала я, поживем – увидим.
Как только я собралась лечь спать, запиликал мобильник. Звонила, конечно же, Убейволкова:
– Ника, привет! Тут такое было! Эта старая мегера вздумала свои фишки применять, так ее тут же скрутили и отправили куда следует. Нет, не знаю куда, но знаю, что мы ее точно уже не увидим. Алевтине тоже повезло. Я им всегда говорила – мутная она какая-то, вот так и вышло. Ее, в общем, признали невинно пострадавшей и отпустили. Правда, взяли под контроль, так что плохого она уже ничего не сделает!
– А про колдуна из Холмища они знают, интересно?
– Все мы знаем про колдуна из Холмища, – вздохнула Убейволкова. – Но это слишком сильный колдун, и пока нам с ним не справиться. Мы только и можем, что спасать тех, кто сам идет к нему в руки. Правда, не всегда успеваем и не обо всех знаем. Но Алевтина больше с ним не связана. Тут уж старшие постарались, я не знаю, как там вышло. Она уедет далеко и будет свободна от его власти. Слышала бы ты, как она плакала от радости, когда об этом узнала!
Я подумала – а так ли уж она невинно пострадала? Кто знает, какие отношения у нее со старой ведьмой были на самом деле и кто она ей по родству… Может быть, она лишь прикидывалась невинной жертвой, а в реальности они действовали совместно и слаженно – мать и дочь, белая и черная ведьмы? Но я этого знать не могла и только спросила:
– А как ты думаешь, нас с Вилором серьезно отпустили или еще могут прицепиться?
– Нет. Раз сама Глафира явилась – значит, не прицепятся. И к твоему вампиру претензий никаких. Она в наших краях самая главная, Глафира! – воскликнула Убейволкова и тут же хихикнула. – Да, лихо вы их на место поставили, показав, кто тут действительно крутой борец со злом, а кто просто, как ты выразилась, белые перышки распускает! – Она засмеялась. – Но знаешь, Ника, если вдруг тебе понадобится помощь, то можешь и правда звонить по данным тебе телефонам. Помогут, куда денутся!
Договорившись держать связь, я положила трубку.
Неожиданно вспомнился Саша. Интересно, насколько он сам осведомлен о происходящем? Он искал книгу в черной комнате, с интересом слушал рассказ Наташки о страховом агентстве – у меня не оставалось сомнений, что сотрудница агентства, о которой шла речь, столкнулась именно с этой старухой, уничтожившей семью Никиты. А Саша знал об этом! Вот и слушал, небось надеялся узнать, куда мальчишка тогда делся. Ему, конечно, не позавидуешь, с такой-то бабкой в семье. Алевтина обмолвилась, что я ему нравлюсь. Может, и правда, кто знает… Но хорошенько подумав, я пришла к выводу – Саша знает о творимых его бабушкой злодействах куда больше, чем делает вид. И, возможно, научился от старухи кое-каким вещам. Может, Алевтина об этом и не догадывается.
Вот не понравился он мне с самого начала – неспроста это. Своей интуиции я привыкла доверять. Нравлюсь я ему или нет – я его не желаю больше видеть!
Впрочем, я и правда пока не видела больше ни Алевтину, ни Сашу. Они исчезли буквально на следующий день, а когда мы с ребятами однажды собрались прогуляться по лесу в сторону их дома, то увидели, что он брошен. Там уже успели побывать какие-то любители дармовщинки, потому что на доме уже не было бревенчатой обшивки и резных оконных рам, он встретил нас голыми стенами и пустыми проемами окон. Мои любопытные друзья, конечно же, не преминули заглянуть внутрь, и я зашла вместе с ними за компанию. Внутри тоже все было голым и неприветливым, но, присмотревшись, я поразилась. Это были старые, очень-очень старые стены, сложенные из дикого камня наподобие того, что я видела в нижнем мире. А пол…
Неровный каменный пол, с которого какой-то умник уже ободрал паркет, был покрыт старой, истертой мозаикой, мелкой и изящной, и эти узоры я бы уже ни с чем не спутала. Передо мной были остатки древнего строения, принадлежавшие некогда нижнему миру и только временно преобразованные в дом. Неудивительно, что местные жители боятся этих мест. Они явно что-то такое про них знают, но не спешат делиться с посторонними. Похоже, границы миров и правда иногда сдвигаются, и не только в сторону нижнего мира, но и наоборот.
Вот такие бывают суеверия в старых поселках.
Через пару дней я уговорила Никиту приехать и смоталась с ним обратно в город. Добросовестно нашла адрес, вышитый на бархате, что дала мне Эльвира. Но увы, никакой Снежаны Петровой не нашла. В указанной квартире жили совершенно другие люди, а старушки на лавочке сказали, что Петровы продали квартиру и уехали, а куда – никому не сообщили. Даже этим самым старушкам, на что они, по-моему, здорово обиделись.
Лиленьку похоронили на следующий день после того, как нашли, на местном кладбище, тихо и быстро. На похоронах были тетя Шура, несколько старых соседок и я. Соседки всплакнули, вспоминая покойную. Я тоже не удержалась, отошла в сторонку и разрыдалась. Но вдруг одна из них, совсем дряхлая и слепая бабулька, неожиданно подошла ко мне, погладила по голове и тихо сказала:
– Не плачь, Феня, она теперь обрела покой, пошла к Богу.
– Вообще-то меня зовут Ника! – я вытерла слезы.
– Ну и не страшно, Феня, главное, что жизнь продолжается, – ответила старушка.
Я оторопела. Откуда она знает…
– Отстань от ребенка, – сказали старушке остальные. – А ты, деточка, не переживай, она давно из ума выжила. У нее когда-то дочь была, Феня, да погибла, так она с тех пор всех молодых девчонок Фенями называет.
Я нисколечко не сомневалась, что так и было. Но тем не менее, когда я услышала это имя в свой адрес, это показалось мне странным, удивительным и… знакомым. Как будто меня когда-то называли так. И я еще долго не могла отделаться от щемящего чувства, будто что-то давно забытое приоткрыло мне на минуту свою тайну.