Большая книга ужасов – 56 (сборник)
Шрифт:
Ледяной.
Аж до мурашек.
Глава 3. Бригада
– Эй, фью, стоять! Ты не прикидывайся глухим-то, чувак! Стоять, я сказал!
Сашка буквально примерз к земле. Зачем, ну зачем он поперся короткой дорогой?! Думал срезать, на всех парах проскочить мимо детского садика, мимо опасной беседки…
Леху он не застал, зато встретил знакомых пацанов, они как раз в футбол собирались погонять. Пять часов на заброшенном стадионе пролетели со свистом, как одна минута. А теперь ему есть
Между тем место это пользовалось в округе дурной славой. С одной стороны – глухой высокий забор стадиона, с другой – низкий заборчик детского садика.
И беседка.
Все знали, кто любил там потусоваться.
Мелькнула мысль: если рвануть с места – он еще успеет смыться. Но он почему-то не побежал. «Может, не будут бить? – подумал он тоскливо. – Может, отпустят…»
– Сюда, баклан, вали! Давай-давай, побыстрей, шевели культяпками, – ленивым тоном приказал Череп. В полумраке беседки заржали его дружбаны: конечно, «приближенная к особе» шестерка Черепа – Сява, тупоголовый Шрек и хитрый, злой Бита.
Бригада, как говорится.
– Шевели ногами, пока не оторвали, – подбодрил Бита. – А то без них знаешь, как ходить неудобно?
Он лениво, вразвалочку, сделал пару шагов Сашке навстречу – и тот запоздало остро пожалел, что не удрал. Теперь-то – что? Теперь-то – поздно!
Он вошел в беседку. Бита мягко привалился к стенке у него за спиной.
– Бабло гони. – Череп курил, развалившись на скамеечке.
Сашка пошарил в заднем кармане, достал мелочь, пару смятых десяток – всю сдачу, законно присвоенную им после посещения магазина.
– Ты че нам тут суешь, чмошник?! – подскочил, выслуживаясь, Сява. – Ты че тут медяками трясешь?! Ты че, думаешь, мы бомжи – медяки твои подбирать?!
– Заткнись, – спокойно оборвал Череп. – Бабло – всегда бабло. Пригодится.
Шрек тоже поднялся, пошевелил широкими плечами, привалился к стеночке с другой стороны от входа.
«Будут, – похолодел Сашка, – будут бить!»
– Че так мало? – деловито осведомился Бита.
– Нету больше. – Сашка сам вывернул карманы. – Все, что было, пацаны, голяк.
И замер, неловко вытянув вперед ладонь, на которой лежали деньги.
– Бедненький, – хихикнул Бита и снизу наподдал по Сашиной руке, так что рубли и прочая мелочь брызнули во все стороны и зазвенели, раскатившись по углам беседки.
– Че уставился? Подбирай, – приказал Череп.
Сашка наклонился и тут же получил от Биты несильный, но обидный пинок под самый копчик. Ткнулся носом в доски, поднялся. Молча подобрал десятки, встал на четвереньки и заглянул под скамейку, где поблескивали рассыпавшиеся монеты.
– Туда неси. – Череп ткнул окурком в сторону Биты. – Вон, ему.
Биту Сашка боялся не меньше Черепа. У Биты глаза были такие, будто в каждом сдохло по кошке. Бита был подлый, Бита бил лежачих, Бита нападал сзади, Бита никого не жалел.
Тупой, но добродушный Шрек на его фоне смотрелся как мать Тереза с фигурой борца сумо.
Униженно приседая, наклоняясь за монетками, на полусогнутых, Сашка, не решаясь поднять взгляд, подошел к Бите и ссыпал деньги ему в руку.
– Че, боишься? Мы ж не кусаемся. – Бита дружески хлопнул его по плечу, сунул деньги в карман. Сашка быстро вскинул на него глаза. Бита тонко улыбнулся и коротко ткнул ему кулаком в солнечное сплетение.
Сашка, конечно, ожидал от него какой-нибудь подлянки. Поэтому рухнул сразу, с готовностью, не потому, что ему стало больно, а чтобы меньше били. Сжался, ожидая, что сейчас «прилетит» удар ногой. Но – не «прилетел».
– Че разлегся, баклан? Тебя че, спать сюда звали?
– Приходи к нам, тетя-лошадь, нашу детку покачать, – просюсюкал Бита под общий жизнерадостный ржач.
Мозг у него, похоже, ядовитый, как склад химического оружия. И водятся там не тараканы, а скорпионы с тарантулами. Шрек, вон, ржет громче всех, безмозглый, как кастрюля. С Сявой тоже все понятно – шакал, шестерка, кусок холодца. Подхихикивает. А у Черепа, определенно, вместо мозга в голове кирпич, и мысли у него, наверно, кирпичные…
Подумать «о прекрасном» Сашке не дали возможности.
– Детка, очнись! Дядя хочет, чтоб ты встал. – Бита легонько, носком раздолбанной сандалии поддел его. – Надеюсь, памперс нам не потребуется?
Внутри полыхнуло: «Бита, рожа поганая, тонкогубая, ненавижу, ненавижу, ненавижу…»
Сашка поднялся, стряхнул со штанов пыль и песок. Челюсти его свело от напряжения, но в глубине живота трепыхалась тайная подлая радость – пронесло, пронесло, отпустят!
– Вали отсюда, ссыкло, пока я добрый, – подтвердил его надежды Череп.
Убегать было нельзя – среагируют на движение, догонят, порвут, как Тузик – грелку. Сашка медленно попятился, опасаясь повернуться к ним спиной.
– Тормозни-ка. Мобила есть? – Бита улыбнулся, как садист, выбирающий между щипцами и циркулярной пилой.
Сашка кивнул, похолодев.
– Ну, чего вылупился? Гони!
– Бита, ты чего? – вымученно улыбнулся Сашка. – Что я матери скажу? Вы ж у меня одну подрезали уже.
– Ну, это когда было-то? Триста лет тому назад.
– Два месяца всего, – тихо уточнил Сашка.
– Слышь, я не понял, ты че, против? Ты че, наехал, да? Батон крошишь? У нас не парламент, дискуссии не приветствуются. Че-то ты, ботаник, разбушевался. Нарваться хочешь по полной, да?
– Нет… не хочу.
– Вот и заткнись в тряпочку. Гони трубу, я сказал, жертва аборта!
Знал ведь Сашка, что каждая секунда зачтется ему в минус, а все равно медлил. Мать его точно убьет. Когда он в первый раз телефон «потерял», она здорово расстроилась. Чего только Сашка о себе не услышал! И неблагодарный он, и растяпа, и несобранный, и вообще: «Понимаешь, так нельзя, Александр, понимаешь, нельзя! Когда же ты наконец повзрослеешь?» У них кредит был взят, мама волновалась, экономила на всем. Сашка ее, конечно, простил за непонимание… но все равно ему было обидно.