Большая книга ужасов – 58 (сборник)
Шрифт:
Лене стало не хватать воздуха. Она изо всех сил рвалась на поверхность, руки ее старались достать спасительную кромку воды. Чем дольше она вырывалась, тем больший ужас накатывал на нее.
Вода, вода… Кругом была одна вода. И кошмарные красные глаза, неотступно следящие за ней.
В ушах стоял звон от шума воды, от собственных криков.
Лена последний раз взглянула наверх. Где-то там, далеко, светило солнце, ребята резвились на пляже… Она повернулась, краем глаза заметив что-то странное.
Утонув в иле почти всем постаментом, на дне реки
Это было последнее, что увидела Лена.
Гусева, всюду эта Гусева!
Щукин швырнул грязные тарелки на мойку и вышел из столовой.
В каждой бочке затычка! Все-то ей надо.
Как же она его сейчас раздражала. Страшно раздражала. И ее уверенная ухмылка, и сытое, довольное лицо!
Серега и сам не понимал, чего это он взвился. Ну, Маринка, ну, подсела… Подумаешь! Видимо, он настолько поверил, что с ней ничего не случится, что стал злиться. С ней ничего, а с ним еще как чего. Такое чего, врагу не пожелаешь. А все из-за кого? Из-за какого-то сумасшедшего папочки, который никак не может смириться со смертью дочери.
Хотя смерть – это всегда плохо. Но что поделаешь? Раз уж все свершилось, надо жить дальше.
Ноги сами вынесли Щукина к центральным воротам. Он потоптался на том месте, где раньше стояла статуя (куда она могла деться?), искоса глянул на домик дворника.
Никого.
Весь лагерь на речке. Дворник должен где-нибудь подметать дорожки.
Искушение было слишком большим, и Щукин шагнул на ступеньки крыльца. Казалось, дверь сама поддалась под его рукой, ее даже толкать не понадобилось. И раскрылась бесшумно, мухи как стучались головой о стекло, так и продолжали стучаться, не заметив вошедшего.
Комната была все такой же: кровать, стул, стол с завядшим букетиком, на тумбочке миска с чем-то бежевым. Щукин ткнул в это что-то пальцем. Оказалось – глина. Немного тепловатая, как будто ее только что мяли руками. Завершал убранство комнаты обшарпанный темный шкаф. Он прятался за кроватью, сливаясь с почерневшими от времени обоями. Серега толкнул покосившуюся дверцу и обмер.
Он ожидал увидеть склад старых ватников и поношенных шапок, а здесь на искусно сделанных небольших полочках стояли маленькие скульптурки. Были среди них барабанщицы, но другие, не те, что бегали по лагерю. В основном это были ребята в разных позах: бегущие, сидящие, стоящие, лежащие. Их было так много, что хватило бы не на один отряд.
Щукин в жизни не видел такого количества статуэток. Очень скоро у него от них зарябило в глазах. Взгляд его наткнулся на что-то страшно знакомое. В коренастой, немного сгорбленной фигуре с низко опущенной головой он узнал Ваську, а рядом, засунув руки в карманы, стоял он сам – высокий, тощий, в обвисших штанах и мятой рубашке. Куколки были настолько похожи, что даже сомнения не возникало в том, кто послужил для них прообразом.
Сереге стало как-то не по себе. Он попятился. Скрипучая дверь послушно вернулась на место, прикрыв собой ряды фигурок. Скрип прошелся по Щукину, как камень по стеклу. Его передернуло, в душу закрался неприятный холодок, стало как-то неуютно в этой полупустой комнате. Глебов на его месте давно бы сбежал, а он почему-то стоял, прислушиваясь к глухо бьющемуся сердцу. К стуку примешалось шварканье.
Мальчик повернул голову к окну. По дорожке шел дворник, время от времени взмахивая метлой.
Мысли заработали мгновенно.
«Убьет, – мелькнуло в голове. – Сделает статуей, скажет, что так и было. Барабанщице нужна пара – барабанщик».
Бежать к выходу было поздно, он не успевал проскользнуть не то что незамеченным – его могли поймать на месте преступления.
С удивлением он увидел, как руки его хватают обломанные ручки шкафа, распахивают дверцы. Он еще успел подумать о том, как бы так влезть в шкаф, чтобы не обрушить многочисленные полочки. Но сделать уже ничего не смог.
Неудачно развернувшись, он задел одну из полок, и фигурки с сухим шелестом посыпались на его спину. Он попытался рукой остановить их падение, но зацепил еще что-то, и куколки обрушились на него частым дождем. Серега все еще пробовал поймать маленькие ускользающие из его сведенных судорогой пальцев статуэтки, выпрямился, сшибая последние полочки в этой половине шкафа.
Дверца распахнулась, и на перепуганного Щукина уставились удивленные глаза дворника. Ничего не говоря, он выволок Серегу из шкафа, протащил по комнате и вышвырнул на улицу. Рука у него оказалась тяжелой – пинок получился хороший. Не удержавшись на одной из ступенек, Щукин кувырком полетел на землю, больно стукнулся задом, плечами, врезался затылком.
Хлопнула дверь.
– Ух ты!
Щукин сидел на земле, тряс головой, пытаясь небо и травку поставить в правильном порядке, а не вверх тормашками. Удалось это сделать не сразу. Окружающий мир опасно покачнулся, когда он встал на разъезжающиеся ноги.
В домике было тихо. Щукин был готов к ругани, крикам, наказаниям. Но ничего не происходило. Осмелев, он подкрался к окну. Дворник спал. Не раздевшись, он лежал на кровати, закинув ноги в ботинках на невысокую спинку, вытянув руки вдоль тела. Глаза у него были закрыты не до конца. Щукину показалось, что из-под полуприкрытых век дворник наблюдает за ним.
Он отстранился от окна.
С дворником было все ясно – только он мог творить все эти безобразия, сомнений больше не было. Теперь оставалось рассказать обо всем ребятам.
Как только подросток скрылся за зеленью деревьев, дворник открыл странно потемневшие глаза и сел на кровати. Под ногами хрустнули осколки фигурок.
Заручившись разрешением вожатого, Глебов помчался к корпусу, где жил первый отряд. На всякий случай он не стал идти через сам корпус, сталкиваться еще раз с первоотрядниками ему не хотелось. Хотя было интересно посмотреть: если Платона нет, то кто второй вожатый на отряде?