Большая книга ужасов - 5
Шрифт:
– Мой отец тоже был оборотнем, – рассказывал он. – И его отец тоже. Ты же знаешь одну из легенд Холодных Берегов, что триста лет назад оборотень утаскивал скот и людей? Так вот, можешь гордиться: это был твой прапра...дедушка. Наш род знаменит в кругу оборотней. Да, знаменит...
– Но почему нападения оборотней были триста лет назад и сейчас? Что было в промежутке? Почему нет никаких свидетельств появления оборотней в наших краях за эти триста лет?
– Свидетельств нет потому, что нападений и не было: в нас не играла кровь, и мы не выходили на охоту... Мы были скрытыми оборотнями, то есть не перевоплощались,
– Я не понимаю, почему ты бросил меня и маму четырнадцать лет назад, если твоя вторая половина проснулась только в этом году? – Мне очень было интересно все, что говорил мой собеседник, то есть мой отец. Я все еще не мог свыкнуться с мыслью о том, что во мне течет кровь оборотня... О ведьмах в те минуты я не думал. О них – потом. Сначала мне требовалось разобраться с самим собой, а потом уже заниматься ведьмами.
– Я попытаюсь тебе объяснить, – сказал оборотень. – Все дело в инстинктах. Каждый перевертыш создает семью, его жена рожает наследника крови. Семья может существовать как обычная семья не больше одного года. Через год у детеныша, то есть у ребенка, возникает желание перевоплотиться, а у отца просыпается инстинкт обучить детеныша этому. Конечно, это не касается тех случаев, когда у детеныша оба родителя оборотни... Но не будем об этом. Итак, у отца или у матери, если один из родителей оборотень, просыпается инстинкт... Ясно?
– Нет.
Даниил прижал меня к себе и посмотрел мне в глаза.
– Я ушел из семьи ради тебя, – произнес он грустно и проникновенно. – Если бы не ушел, то, следуя инстинктам, научил бы тебя перевоплощаться, и как продолжение этого мы охотились бы на людей... Я не хотел жить жизнью оборотня и не желал, чтобы этой жизнью стал жить ты. И видишь, как хорошо все получилось – ты прожил без меня четырнадцать лет, и в тебе никогда не пробуждались инстинкты оборотня. А тогда... Тогда я ушел в лес, тут и жил все эти годы. Скрывай не скрывай, подавляй не подавляй, но происхождение дает о себе знать. Мой отец рассказал мне, кто я есть, еще когда я был мальчишкой. Мы с ним перевоплощались по ночам, бегали по лесу, выли на луну... И никого не убивали. Нас никто не пробуждал, мы просто жили двойной жизнью и никому не мстили. Нам было не за что мстить и некому. Никто не хотел нас использовать в качестве проводников леса... Моя мама, то есть твоя бабушка, умерла еще до твоего рождения. Ее сбила машина. Представляешь, она так и не узнала, что ее муж – оборотень. А потом умер дедушка.
– Из-за чего? – спросил я. Эти разговоры о бабушке и дедушке с папиной стороны были мне тоже очень и очень интересны, потому что я ни разу их не видел и ничего о них не слышал.
– От тоски. Он же был наполовину волком, а волки сильно привязываются к своей второй половине... – заметив двузначность фразы, Даниил поправился: – В смысле, к своей любви... Половина-то вторая у оборотня не такая, как у всех...
– Да уж... Ты прав, мои инстинкты не пробуждались, а вот полная луна меня всегда манила. Я могу часами смотреть на нее по ночам... И это не надоедает... – поделился я. – А мама? Она знала, что ты наполовину волк?
Повисла тяжелая пауза.
– Знала, – наконец сказал Даниил несколько отстраненно, с головой погруженный в свои мысли. – Я признался ей в этом, когда наши отношения пересекли стадию обычных отношений. Сказал, что я по натуре волк, а она не поверила. Думала, шучу. Помню, еще ласково называла меня Волчонком... Ну, я, глядя на ее влюбленные глаза, и решил, что пусть пока это шуткой и останется... А потом мы поженились... Родился ты... Мне пришлось покинуть семью ради всех. Ради себя, ради тебя, ради Насти и ради тех, кого мы могли убить.
– Но зачем бы мы без причин кого-то убивали? – удивился я.
Даниил тяжело вздохнул.
– Наша, волчья, жизнь сложна и запутанна... Оборотнями, жаждущими жертв, становятся не только из-за ведьм, которые хотят приручить проводника леса, а еще тогда, когда мы живем стаями, ведем, по сути, звериную жизнь... Инстинкт нападать стаей и просыпается, черт бы его побрал. Также я не хотел, чтобы Настенька видела меня в облике оборотня. Я должен был остаться в ее памяти человеком Даниилом, а не мерзким существом.
– Вынужден тебя разочаровать, но в ее памяти ты остался зверем Даниилом. Мама говорила, что так со своей семьей – бросить ее – может поступить только зверь, каковым ты, как оказалось, и являешься, – проронил я. – Ладно, не буду вмешиваться в ваши отношения. Но... – начал я и тут же передумал высказывать вслух свою мысль.
– Что? Что ты хотел сказать?
– Да так...
– Нет уж, если начал – говори. Так нечестно.
Я собрался дать сдачи и сказать что-то насчет того, как очень уж честно он сам со мной и мамой поступил, но в свете открывшихся обстоятельств прикусил язык. Теперь я должен был все переосмыслить...
– Так что, Егор?
– Как тебе сказать... Мне кажется, что мама до сих пор тебя любит... – произнес я и выложил оборотню все подчистую: и о маминых слезах по ночам рассказал, и о ее грустных глазах на счастливом лице-маске, и о том, что за все время, сколько я себя помню, не видел ни одного ее... молодого человека.
– Ты правда думаешь, что она все еще помнит меня и... любит? – дрогнувшим голосом спросил Даниил. От нахлынувших на него эмоций он сжал меня еще крепче. В его зеленых глазах зажглась искорка надежды.
– Эй, не раздави меня, – прокряхтел я.
Оборотень ослабил объятия.
– Ну? Что ты скажешь?
– Любит. Однозначно любит, – твердо сказал я.
Тишина.
– Егор, посиди на том пенечке, у меня что-то голова закружилась...
Я сел на пень. Он показался мне очень холодным после теплых объятий оборотня. А оборотень встал со своего пня и подошел к сухому дереву. Замер. И так, не шелохнувшись и не проронив ни слова, он стоял минут десять.
– Егор... ты... ты... спасибо тебе...
– Не за что. Я сказал правду. – Я улыбнулся, и перед моим мысленным взором стали проноситься картины, одна чудесней другой: вот Даниил возвращается в нашу семью, мы привыкаем к нему, постепенно жизнь налаживается, мы ездим семьей на море, на природу, радуемся тому, чего были лишены раньше... Но тут по яркой картине счастья пошла толстая кривая черная трещина реальности: нет, этого не может быть никогда. Потому что мой отец – оборотень. Потому что он ушел от нас много лет назад. Потому что неизвестно, простит ли его мама. Потому что счастье – не для нас...