Большая книга ужасов - 6
Шрифт:
Построение — это было уже серьезно.
На всякий случай я отошел в сторону. Тоска тоже переместилась подальше, на веранду. Она где–то раздобыла старый театральный бинокль с длинной ручкой и теперь сидела в кресле–качалке с видом светской львицы… Хотя нет, на светскую львицу она не тянула, скорее, на светскую лисицу. Чернобурую.
Построение началось.
Первым на построение вышел Радист.
Радист прошагал от веранды до полянки с грацией заржавевшего Кощея Бессмертного, решившего на старости лет сбацать
Чугун завизжал и завертелся на месте, как всякая нормальная собака, которой отдавили лапу.
Тоска захлопала в ладоши и выставила вверх большие пальцы. Она была в восторге.
Чугун уселся на землю и принялся дуть на покалеченную ногу.
Тут я не выдержал и засмеялся.
— Смирррна! — заорал Чугун, забыв про свою ногу.
Радист стал по стойке «смирно». Он развернулся на пятках и вкопался в землю сантиметров на двадцать.
Гундосов был тут. Он встал рядом с Радистом, щелкнул ботинками и сделал стеклянный взгляд.
Последним подтянулся Доход. На ногах Доход держался уже с большим напряжением, поэтому единственно безопасным для себя способом передвижения он выбрал кат. То есть качение. Доход ложился на бок и катился. Поскольку мускулатура его развилась и сверху и снизу, Доход теперь представлял собой бочкообразное образование, бугрящееся ненормально развитыми мышечными мешочками. Весьма приспособленное именно для качения.
Вот он и прикатился. Радист и Гундосов подняли его на ноги и для поддержания равновесия подставили ему под мышки рогатины и одну рогатину приставили сзади.
— Равняйсь — вау–вау! — тявкнул Чугун.
И выживатели сравнялись. Или выравнялись, не знаю уж, как это у них, у выживателей, водится.
Чугун расхаживал вдоль строя. Иногда на двух ногах, а иногда, забывшись, на четырех.
Потом он подумал и рявкнул:
— Добыть огонь из подрручных срредств!
Команда выживателей принялась добывать огонь. Вернее, принялась пытаться добыть огонь.
Я не стал смотреть на это безобразие и отправился на Чертов омут. Поискать разрыв–травы. А вдруг повезет?
Глава 8. К жмурику
Ночка выдалась та еще.
Я почти уснул и даже начал видеть сны, как вдруг проснулся. Со мной такое часто случается: сплю–сплю — потом бац — и проснулся! И сейчас я тоже проснулся.
И сразу понял отчего — за озером кричал козодой. Это мне совсем не понравилось. Во–первых, козодои тут водиться совсем не должны, они должны водиться севернее. А во–вторых, козодой, как известно, орет к весьма неприятному событию.
Козодой орет к мертвецу.
У одного моего знакомого чувака был ручной козодой, и он запугивал своих приятелей тем, что обещал натравить на них своего козодоя. Козодой сам по себе птица довольно страшненькая, а если учесть еще его умение накликивать смерть…
Короче, моего знакомого все уважали и даже боялись.
Так вот, я принялся думать о козодоях и смерти и, само собой, больше не мог уже уснуть. У меня были старые, еще моего деда, командирские часы, они лежали на тумбочке и мерцали зеленым фосфорным светом. Я злился, старался уснуть изо всех сил и, само собой, уснуть при этом не мог. Часы мерцали в темноте и нагоняли на меня мрачное настроение. И Выключатор. Мне стало казаться, что он каким–то образом за мной наблюдает, смотрит на меня прямо через карман. И не дает мне нормально уснуть. Мне стало казаться, что скоро случится что–то таинственное…
И что–то таинственное случилось.
Ровно в полночь в дверь стали скрестись.
Я вообще–то человек по части нереального безумия бывалый, но когда в полночь в заброшенном доме в лесу, после того как козодой пропоет свою унылую песню, в дверь начинают скрестись…
Волосы на голове встают дыбом даже у самого бывалого бывальца.
Но ужас ужасом, а делать что–то надо было. Я выхватил кинжал и скатился на пол. Подошел к двери. Прислушался.
Тихо.
Потом снова царапанье.
— Кто? — Я поднял над головой руки с кинжалом, чтобы в случае чего быть готовым к нападению.
За дверью зашуршали, и под дверь просунулся листок, вырванный из блокнотика. На нем было написано: «Это я, Тоска».
Почерк Тоски я знал, но этот почерк был одновременно и похож на ее, и не похож. Трясущийся какой–то. Поэтому определить, она это или нет, я не смог.
— Чего надо? — спросил я.
Опять шорох и опять бумажка.
«Можно я войду?»
Мне стало не по себе.
Почему?
По нескольким причинам.
Причина первая.
Вампиры, во всяком случае некоторые вампиры, прежде чем войти, просят разрешения.
Причина вторая.
Чего Тоске делать у меня?
— Чего надо? — спросил я снова.
«Впусти, мне страшно!»
Это было странно. Вот уж не думал, что такая вредная особа, как Тоска, способна чего–то бояться. Ну, разве что взлета цен на армейскую обувь. А она боялась. И держать ее за дверью было нельзя. Но и впускать ее мне тоже было страшно.
Надо было как–то ее проверить.
— Прочитай «Отче наш», — сказал я.
«Я не знаю «Отче наш“!!!» Написано истерическим почерком.
Другого способа проверить, вампир Тоска или нет, у меня не было.
Тогда я решил проверить, Тоска ли это вообще. Смотреть в скважину было бесполезно — темно. Я взял эту самую бумажку и написал: «Кто написал оперу «Фауст“?» — и подсунул под дверь.
Кто написал оперу «Фауст», я знал — весной мы с классом ходили в театр.
«Придурок! «Фауста“ сочинил Гуно!»