Большая книга ужасов – 90
Шрифт:
– А кого им бояться-то?
– Холода.
В цеху и правда было прохладно. Наверное, дело в дожде, из-за него похолодало. По огромному помещению гулял сквознячок, маленький, ледяной, он будто забивался под кожу. И запах. Продуваемый пустыми окнами цех душил странным запахом железа, пота и карамели, как будто он въелся в стены и никак не может выветриться.
– …И еще рисунков на стенах нет, – закончил Серёга.
– Дались тебе эти рисунки!
– А вот и дались! Любая заброшка – магнит для уличных художников, откуда ещё не прогонят-то! А здесь – ничего.
– Значит, нет у нас поблизости художников, вот и всё.
– …А ещё бродяги сдали бы железо на металлолом. – Серёга кивнул на трубы, тут и там пересекающие цех.
– Значит, не дотянулись, или недавно здесь… – Мышка вяло спорил, наверное, для того, чтобы поспорить. Луч его телефона пересекло что-то маленькое. Оно передвигалось по замусоренному полу короткими прыжками, за ним тянулась тонкая ниточка хвоста.
– Крыска! – Мышка сказал это таким умильным голосом, что Ваня хрюкнул. – Видите, здесь всё-таки есть жизнь! Нормальная человеческая заброшка: бродяги, крысы, мусор всякий. И нечего выдумывать.
Огромный неуютный цех уже остался позади. Ребята шли по длинному узкому коридорчику, утыканному дверями. На некоторых даже сохранились таблички.
– Женская раздевалка, – прочёл Мышка на двери. – Всегда мечтал побывать. – Он толкнул дверь и вошёл.
Помещение оказалось неожиданно маленьким, наверное, с комнату обычной городской квартиры. Крошечное окошко под самым потолком не давало никакого света. Но луча Мышкиного фонарика хватало, чтобы осветить всё. Остатки скамеек, крючков на стенах, нелепый цветочный горшок на высоком подоконнике и добрый десяток крыс, поедающих что-то внизу под батареей.
– Фу! – Мышка выключил фонарь, и сразу стало темно. – Идёмте отсюда, конец моим иллюзиям! – на ощупь он стал подталкивать ребят к дверям, но только разбудил любопытство.
– Что там? – Ваня вывернулся из Мышкиного захвата, достал телефон и посветил. Туда, под батарею, которую всякие уважающие себя бродяги срезали бы первым делом. Туда, где копошились крысы. Ваня-то не Мышка, Ваня сразу разглядел, что они ели.
– Я домой. – Ваня пнул очередную тряпку под ногами, и ему на секунду стало легче от этих простых слов. Вот так вот запросто: «Я домой», – и всё. Больше не хотелось путешествовать по этой заброшке. Он нашёл, что искал. Лучше б не находил. Плевать на дождь, при чём тут дождь вообще?
– Ты чего? – Мышка обернулся, светя телефоном в глаза. – Струсил, что ли?
Всё-таки Мышка дурак. Ваня, конечно, мог бы ему объяснить, но слова не лезли. Да и не хотелось, не надо. А то ещё девчонки начнут его жалеть, это унижает. И вообще, не их это дело.
– Не твоё дело. – Он обошёл Мышку, вышел в коридор и пошёл вперёд, должен же быть там какой-то выход.
Все встали, будто нарочно пропуская его, скорее от растерянности: что на него нашло-то?
– Ты что?
– Обиделся, что ли?
– Вань, коридор-то один. Вроде… Погоди, сейчас все дойдём.
Наверное, надо было им объяснить, а то правда глупо как-то. Не хотелось. Навалилась такая апатия, хоть режь его, он не сможет выдавить из себя три слова: «Там моя собака».
А остальные так и стояли, разинув рот, слушая, как удаляются по коридору Ванины шаги под шум дождя.
– Дождь же! Да ты чего?!
Шаги стихли. Несколько секунд ребята молча переглядывались, как будто спрашивая друг друга: что он там, уже выход нашёл, или передумал, или…
Ваня коротко вскрикнул из темноты. Негромко, так, скорее от неожиданности, чем от испуга.
– Ты чего? – Мышка направил на него луч.
Ваня стоял шагах в десяти спиной к ребятам, просто стоял, наверное, вглядываясь во что-то впереди себя.
– Да что там, алё! – Все будто разом ожили. Затопали, подбежали к Ване, включили фонарики на телефонах, хотя Мышкиного хватало, наперебой стали светить: на Ваню, на стену, на грязный пол… Он стоял, уставившись дальше в коридор, в пустое место, если не считать стен, пола и потолка да парочки дверей на пути…
– И как вы объясните своё дурацкое поведение? – Серёга дёрнул его за рукав, и Ваня будто проснулся.
– Я видел его!
Четыре луча фонариков зашарили по стенам и полу. Никому не хотелось встретиться здесь с незнакомцем.
– Кого? Бродягу?
– Этого, с крысами. Он мелькнул и пропал, как тогда… – Все непонимающе уставились на Ваню. Ну да, они ж не знают! Кое-как, сбиваясь, он рассказал ребятам, что видел ночью из окна.
– …и сейчас он был здесь. Вот так вот мимо меня прошёл. – Ваня провёл рукой, пересекая коридор и указав на стену.
– Ну ты даёшь! – Мышка хихикнул и пнул стену ногой. На светлой краске остался грязноватый след. – Призрак прошёл сквозь стену, «Оскара» Ване!
– Я тоже чуть не поверил, – улыбнулся Серёга. – У тебя было такое лицо. – Он вытаращил глаза и распахнул рот. – Прямо оживший Мунк.
– Но я правда видел! И сейчас и тогда… – Они смеялись. Было не обидно, просто…
– Я читала о нём. – Ленка сказала так серьезно, что эти двое тут же умолкли. – Призрак сторожа, не слышали? В общем, когда фабрика ещё работала, но уже еле дышала, был здесь сторож. Злющий был, всех на выходе обыскивал до трусов, да ещё и врезать норовил. Говорят, даже убил кого-то, только не смогли доказать.
– Ты описываешь обычного магазинного охранника. – Мышка плюнул на стену, показывая, что он не верит, и наблюдал, как стекает плевок.
– А когда фабрику закрывали, он объявил голодовку. То ли другой работы не было, то ли так привык здесь, что уходить не хотелось. Заперся в своей каморке и сидел там. «Никуда, – говорил, – не пойду, здесь мое место!»
– И?
– Сам как думаешь? Закрыли фабрику, не могли не закрыть. Взломали дверь в его каморку, вынесли этого вместе с креслом, а он – обратно. Уселся уже в пустой комнате с выбитой дверью, и за своё: «У меня тут голодовка, никуда не пойду». Ну а как из-за одного дурака заставить работать обанкротившуюся фабрику? Никак. Плюнули, закрыли, разошлись.