Большая книга ужасов (сборник)
Шрифт:
– Что – с чего? – не понял Гришка.
– Спрашиваю: с чего вдруг по очереди заходить?
Гришка снисходительно ухмыльнулся:
– Ты не так поняла. Я имел в виду: вначале идите к Серегиному полотну, оно между окнами, лишь затем к моему. Ну, к противоположной стене.
Девочки переглянулись.
– А почему? – приподняла брови Светлана.
– Ну-у… – замялся Гришка, – мы с Серегой решили – так лучше.
– Ясненько, – хмыкнула Лена. Обернулась к подругам и язвительно пояснила: – Это чтоб нас
– А бабуля твою работу в-видела? – опасливо поинтересовалась Дина.
– Естественно, – кивнул Лапшин.
– И что?
Гришка разозлился:
– Ну, прилипли! Она хочет вас послушать. Каждую. Поняли? Тогда вперед! – И он решительно подтолкнул Светлану в спину.
Руку Сергея девочки узнали сразу же. И настороженно замерли перед портретом Динкиной бабушки.
Очень странным портретом. Где старые, как сам мир, глаза смотрели с лица еще довольно молодой женщины.
Эта женщина прощалась с ними. И жалела их, остающихся жить в этом сложном мире. Мире, в котором для нее уже не было тайн.
Каждому, кто стоял перед портретом, становилось ясно: она уходила. Уходила добровольно. И усталость в золотисто-карих глазах, так напоминающих Динкины, сменялась умиротворенностью.
Девочки стояли долго и молча. Отойти от полотна оказалось трудно, портрет буквально притягивал. И наполнял их души щемящей грустью.
Наконец Лена с усилием встряхнула головой и преувеличенно бодро сказала:
– А что, похожа! И даже очень. Вот только Серега чуть годков убавил, да?
– Н-ничего с-себе – убавил! – возмутилась Дина. – Т-ты посмотри на глаза! Н-наоборот – прибавил! Н-надеюсь, бабуля не обиделась…
Светлана промолчала. Лишь внимательно и чуть удивленно посмотрела на подруг: неужели ничего не поняли? Причем тут внешний возраст? Главное, человек уходил. Сам. Разве можно с этим смириться?!
Она развернулась и медленно, с опаской пошла к противоположной стене. Светлане почему-то было страшновато. Гришкины работы всегда пугали ее.
Светлана не могла отчетливо понять – чем именно. Может, эмоциональным накалом? Хорошо различимой сумасшедшинкой? Феерией красок?
– Ничего себе, – вдруг гневно зашипела за ее спиной Лена. – Лапшин, конечно, в своем репертуаре! – Лена обернулась к Дине. – Нет, ты глянь только! Ну и где тут твоя бабушка?!
Светлана встревоженно посмотрела на сидевшую в кресле Динину бабушку. Наткнулась на чуть насмешливый, все понимающий взгляд и невольно поежилась.
Светлана аккуратно обошла подруг. Подняла глаза на Гришкино полотно и невольно отступила на шаг.
«Ну вот, – ошеломленно подумала она. – Я так и думала!»
Гришка Лапшин себе не изменил – обычным классическим портретом здесь и не пахло. И не классическим, впрочем, тоже.
Просто очередной парад красок.
Причем сумеречных.
«Интересно, – улыбнулась Светлана, – зачем Гришке нужно было, чтобы ему позировали? Мог бы писать и по памяти, какая разница?..»
Но чем пристальнее всматривалась в картину Светлана, тем лучше ее чувствовала. И, забывшись, она застыла перед очередной Гришкиной работой, впитывая ее странноватую ауру.
Конечно, лица Динкиной бабушки Светлана не видела и теперь, зато перед ней все полней раскрывался совершенно незнакомый мир. И среди гаснущих, умирающих красок все более выпукло выступал изрезанный, узловатый, все повидавший в своей жизни ствол древнего, практически расставшегося с листвой дуба.
Потерявшие жизнеспособность корни были уже не в состоянии питать старое дерево. Дуб умирал. Но умирал спокойно, с достоинством.
«Это даже не смерть, – рассеянно подумала Светлана, – это что-то другое. Может быть – просто добровольный уход…»
Чем дольше она смотрела на необычный портрет, тем сильнее ощущала светлые, радостные чувства. Еще через пару минут Светлана наконец поняла – почему.
Среди иссыхающих и почти бесполезных корней упорно пробивался к свету едва заметный ярко-зеленый росток!
То рвался к жизни крепкий молодой дубок. Именно в его листьях скоро будут прятаться холодные звезды. Те, что пока путались в ломаных, сухих, темно-коричневых ветвях…
Потрясенная Светлана стояла, забыв обо всем. Ее не было в этой комнате.
Девочка сейчас слышала горьковатый запах чешуйчатой от времени коры. Ее разгоряченных щек касался свежий, прохладный ночной воздух. Глаза жадно вбирали в себя последнюю весну умирающего, но все же полного надежд на новую жизнь старого дуба…
Лишь чужие, теплые руки, мягко обхватившие Светлану за плечи, привели девочку в себя. Она обернулась и сквозь слезы увидела ласковое лицо Динкиной бабушки.
– Ну-ну, милая… Не надо! – прошептала та и бережно повела девочку к дивану.
– Ну и как? – встретил Светлану встрепанный, веселый Гришка.
Пока она умирала и вновь рождалась у его полотна, неунывающий Лапшин уже успел поцапаться с Леной. И не просто поцапаться, но и получить от Парамоновой по голове диванной подушкой. Что, впрочем, ничуть не испортило ему настроения.
Светлана изумленно окинула взглядом этого непостижимого человека. В очередной раз не верилось, что настолько поразившая ее картина вышла из Гришкиных рук. Вот этих самых рук – исцарапанных, не очень чистых, с вечно обгрызенными ногтями.