Большая книга ужасов
Шрифт:
– Это ты во всем виновата! – завизжали прямо в ухо. – Ты тоже меня не любила! Ты могла просто подойти, просто пожалеть, но не сделала этого! Тебя поэтому и Кирюша бросил. Ты – холодная.
– Ну до чего же вы все, маленькие, дальше своего носа не видите! С чего ты взяла, что тебя не любили? Что тебе не помогали? Это ты сама для себя так решила, чтобы пожальче было.
– Нет! Он бросил меня!
– Чушь! Хоть бы подошла один раз поговорить! Надумала себе бед и носилась с ними, как с писаной торбой! Это ты была увлечена Пашкой,
Послышалось сопение. После таких звуков обычно начинается истерика. И она появилась в голосе.
– Любви нет! Все обман!
– А что – родители тебя не любили? Друзья? Ты же их сама бросила! Предала! Слышишь? – Голос у Алены сорвался. – Кинула! Ушла, а они здесь на твою могилу ходят. Мать до сих пор в себя прийти не может. Все надеется, что ты вернешься из лагеря. Ты сама никого не любишь! Думаешь только о себе! Что тебе дала твоя смерть?
– Известность. И любовь. Теперь меня будут помнить. Я убью здесь всех, и обо мне заговорят!
Алена взвыла от бессилия. С каким удовольствием она сейчас отхлестала бы глупую девчонку по щекам. Это надо же – до такого додуматься. Да какое – до-думать-ся! Нет, мыслительным процессом здесь и не пахло. Скорее полным отсутствием оного.
Вожатая глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Если глюк, то сейчас пройдет. Не прошло. Канашевич стояла рядом, в каждом глазу было по кусочку льда.
– Ты знаешь, что такое любовь? – тихо спросила Алена.
– Знаю! Я отлично знаю, что такое любовь! И хватит меня ругать!
– Любовь – это когда отдаешь и от этого испытываешь радость. А ты кому что отдала?
Ответа на свои слова Алена услышать не успела.
– Королев!
До этого незаметно сидевшая среди травы, листвы и солнечных бликов рыжая Аня вскочила и бросилась к трясине. Там снова барахтались двое. Но не Ирка – она успела выйти и теперь с яростью изучала испорченные кеды и грязные шорты. Рядом с Юркой на топком месте увяз Лешка. Они вцепились друг в друга, словно так чувствовали себя надежней. Их уже засосало по грудь. Кривой все откидывался назад, приостанавливая неминуемый конец.
– Королев!
Рыдающая Моторова прыжками неслась через болото. Одна нога босая, на другой болтается почти оторвавшаяся сандалия. То ли оттого, что она бежала, то ли оттого, что босая – перемещалась она по болоту, как по сухой земле. Но вот из-под ног брызнула вода. Анька бухнулась на пузо и, задрав неудобную юбку повыше, ловко поползла к мальчишкам.
– Назад! – оторвалась от изучения своих потерь Зайцева. – Моторова! – замахала она руками.
Алена пришла в себя, когда почва под ней чавкнула и пошла вниз – она тоже шагала по трясине, не замечая этого.
– Королев! Держись!
Аня почти доползла до мальчишек, заранее вытягивая черную от грязи руку. Кривой кинул себя вперед, стал размахиваться, пытаясь уцепиться за Моторову. Королев тоже дернулся.
Алена побежала, чувствуя, что с каждый шагом ее все сильнее утягивает вниз, что ноги становятся все неподъемней. Нет, не успеет, уйдет в болото с головой раньше, чем доберется до подопечных.
– Стой!
Крик накрыл болото. И было уже непонятно, кто кричит и зачем. Потому что стоять и вертеть головой нельзя, ни в коем случае нельзя!
– Королев!
Кривой карабкался по распластавшейся в грязи Ане, а она все тянула и тянула руки к Лешке. Он зачем-то махал в ее сторону кулаками.
Алена споткнулась о кочку и упала в мутную воду. Нога провалилась, и вытащить ее уже не было сил. Вожатая откинулась на спину, почувствовала, как холодная вода быстро забирается под одежду, леденит спину, касается волос, разгоняет перепуганные мурашки, и заплакала. Все бесполезно. Этот мир ничего не спасет. Никакая любовь! Ее и правда нет. А если она приходит, то приносит беды, страдания и отчаяние. А когда уходит одна, следом за ней тут же заявляется другая, ворошит в груди горячей кочергой, выковыривает сердце, которое и так осталось с горошину.
Болото продолжало жить своей жизнью – чавкало и хлюпало.
Алена приподнялась на локте, и ей показалось, что все рассказы Матвея тут и осуществились. Они прилетели. Через сорок четыре года…
К ней шли инопланетяне. Уродливые, огромные, с перекошенными головами, с мерзкими оскалами на лицах. В прошлый раз забрали Гагарина. Кого теперь? Алену? Она-то им зачем?
Слезы смыли картинку действительности, горло перехватил спазм.
– Ты только не дергайся!
Алену что-то резко обхватило под грудью и больно потянуло вверх. Она уцепилась за это что-то. Под пальцами оказалась ткань.
Открыла глаза. Матвей отполз от нее на расстояние вытянутой руки и резко придвинул к себе, держа за сведенные концы майку, которой была обмотана Алена. Еще два рывка, и они оба – в безопасности.
А чуть в стороне, по краю болота, брели три инопланетянина. Ссутулившиеся, свесив от усталости руки, с опущенными грязными головами. Как только под ногами оказалась твердая земля, Аня присела на первую же кочку, а Королев с Кривым, машинально переставляя ноги, побрели дальше.
– Больная! – подскочила к Моторовой Зайцева. – На всю голову! – орала она своим хриплым голосом. – Ты же могла утонуть.
Аня блаженно улыбалась. От слабости ее вело из стороны в сторону. Она пару раз качнулась и, не удержавшись, завалилась на землю. Повернула перепачканное лицо к небу. Какое оно было… тихое.
Но тут на фоне неба появилось хмурое лицо лучшей подруги.
– Ну и чего ты тут валяешься? Дура! Круглая!
– Не шуми, – прошептала Аня и чуть подвинулась, чтобы вновь видеть небо. Теперь оно было просто голубое, слегка выгоревшее от солнца, перечеркнутое спешными перелетами стрижей, белая бровка – след от самолета – встала удивленным домиком.