Большая нефть
Шрифт:
И отправился я к мастеру Векавищеву с самым настоящим рекомендательным письмом, написанным неровным почерком Доры Семеновны.
Векавищев отнесся к этому как к самому обычному делу. Поставил для меня раскладушку. Сам он спал на диване. Вечером, когда мы пили чай, поговорил со мной немного — в основном о моей работе, о том, «про что» я пишу и интересно ли мне рассказывать про жизнь других людей.
— Одни созданы для того, чтобы творить историю,
Он посмеялся и ничего не ответил.
Хочу упросить его взять меня на буровую. Думаю, это вопрос времени — рано или поздно он согласится и все мне покажет. Я хотел бы своими глазами увидеть новые методы бурения, посмотреть, как изменились скважины, какие новшества появились в работе буровиков. В общем, писать с одних только слов — не согласен. Я должен быть очевидцем!
Однако события обернулись совершенно неожиданным образом.
Мы уже собирались ложиться спать, когда к Векавищеву позвонили в дверь. Вошел милиционер и с ним молодой парень, буровик.
— Чего тебе, Иван? — спросил Векавищев.
— Андрей Иванович, беда, — сказал Иван, совершенно белый. — Я там был уже и…
— Что?.. Вышка?.. — Векавищев тоже побелел, схватился за куртку.
— Нет, что — вышка… Авдеев… Оба, и Марта, и Илья Ильич… Убиты, Андрей Иванович! Нашли застреленными на дороге!
Векавищев выронил куртку на пол, перешагнул через нее, застыл.
— Что ты такое говоришь?
— Да то и говорю… Тела опознали… — Иван сел на стул и заревел, как маленький. — Надо ведь… к детям… Все боятся…
Милиционер посмотрел на меня, козырнул и произнес:
— Факт убийства Авдеева Ильи Ильича и его супруги установлен. Огнестрельное ранение. Стреляли в лицо, использован один и тот же пистолет. Очевидно, убийство совершено в целях угона автомобиля. Сейчас необходимо оповестить близких… детей. — На последнем слове голос у милиционера дрогнул.
— Я сделаю. — Векавищев поднял с пола куртку и медленно оделся.
Они вышли. Иван потащился за ними следом. А я остался дома.
Журналист обязан быть в центре событий. Но я вдруг понял, что идти и смотреть, как Векавищев сообщает детям о смерти их родителей, я не имею права.
Векавищев считал, что никому лгать нельзя. На лжи ничего доброго не построишь. Он всегда говорил правду. Говорил то, что думал, что держал на сердце. Ложь убивает, а правда — даже горькая — целительна.
Когда
При виде Векавищева Галина бросилась к нему.
— Андрей, слава богу, ты здесь! — Она обхватила его руками и уткнулась лицом в его грудь.
Андрей Иванович смутился. С Галиной у него никогда не получались теплые отношения. Он ее побаивался, она держалась холодновато и отстраненно. Но гибель Ильи и Марты как будто смела все препоны, отменила все былые условности. Они все — родные люди. Сроднились за долгие годы.
Векавищев осторожно обнял Галину за плечи.
— Не плачь так, Галочка, не убивайся… У тебя молоко пропадет.
— Володька уже большой, какое молоко… Да и не было молока толком… — Галина сквозь слезы рассмеялась и снова заплакала. — Господи, о чем мы говорим!
Буров сказал резко:
— Ну что, идем? Дети ведь беспокоятся, родители уже час как должны были вернуться.
— Погодите! — Галина повисла на локте у Векавищева. — Что вы скажете им? Что?
— Правду, Галя, — уверенно произнес Векавищев.
— Какую правду? — почти закричала Галина. — Ваших мамку и папку застрелили бандиты? Такую правду? Да как они жить будут с такой правдой? Витька совсем крошечный, он-то как это примет?..
— А что ты предлагаешь? Что родители, мол, уехали далеко-далеко? Так, мол, вышло, что им пришлось отправиться в командировку, из которой нет возврата? — сердито возразил Векавищев. — Не глупи, Галина. Буров, скажи ей! Война была — столько сирот оставалось… Что, им тоже рассказывали сказочки про командировку? Что Баба-яга со свастикой забрала сестренку?..
— Война давно кончилась, — сказала Галина.
— Похоже, нет, — вздохнул Буров. — Пока зло на земле не истреблено вплоть до последнего гада, не окончится и война против него.
— Что, голосовать будем? — спросила Галина горько.
— Почему бы и нет? Нас здесь трое — достаточно для первичной ячейки… Будем голосовать, — сказал Векавищев. — Я за правду. С правдой горе пережить легче.
— Горе вообще пережить невозможно, — прошептала Галина.
— Все, идем, — оборвал Буров.
Они вошли в дом…
Андрей Иванович оставил Дениса жить у себя на квартире — следить за хозяйством, а сам практически перебрался к Авдеевым. Старшие мальчики, Прохор и Виталий, понимали случившееся. Вели себя как настоящие маленькие мужчины. «Горе — это как дом, в нем приходится жить. Внутри него. Главное — чтобы оно само не начало жить внутри тебя», — учил их Андрей Иванович, дядя Андрей.
Маленький Витька понимал плохо, плакал, звал маму.
— Мама не придет, — объяснял дядя Андрей. — Витя, засыпай. Мама хочет, чтобы ты хорошо себя вел, чтобы ты хорошим был… чтобы тебе хорошо было, Витька…