Большая охота на акул
Шрифт:
В результате этой войны правительству США уступили приблизительно половину того, что было тогда государством Мексика. Со временем территорию разбили на нынешние штаты Техас, Нью-Мексико, Аризона и южную часть Калифорнии. Эта территория и есть Ацтлан, скорее идея, нежели определение в строгом смысле слова. Но даже идея гальванизировала целое поколение молодых чиканос на политические акции, которые буквально ужасают их мексикано-американских родителей. Между 1968 и 1970 годами Движение американцев мексиканского происхождения претерпело те же коренные изменения и тяжкие потрясения, какие терзали Движение за гражданские права негров в начале шестидесятых. Раскол произошел по общей линии, и первые «молодые радикалы»
На той стадии движение было в основном интеллектуальным. Слово «чикано» возникло как необходимое самообозначение для народа Ацтлана – ни мексиканцы, ни американцы, но покоренный народ индейцев-метисов, который как рабов продали его же вожди и с которым обращаются как с крепостными победители. Даже язык их не поддавался определению, не говоря уже о самосознании. Язык Восточного Лос-Анджелеса – беглая разновидность чоло – смеси мексиканско-испанского и калифорнийско-английского. Сидя субботним утром в кафе на бульваре Уиттьер, можно услышать, как молодой чикано объясняет своим друзьям:
– Гребаный инспектор-gabacho по условному освобождению, говорит, я должен вернуть швейную машинку, не то снова сяду. Я поговорил с гребаным vendido* и vieja tambien**, и они сказали, не парься, мы ничего такого не скажем, чтобы засадить тебя снова в тюрягу. Но gabacho на меня давит. Что мне делать? – А заметив случайно затесавшегося в кафе гринго, быстро заканчивает рассказ на стремительном, сердитом испанском.
* То, что продано – (исп.); термин для обозначения жителей США мексиканской национальности, продавших свою культуру ради американских ценностей.
** И со старухой тоже – (исп.).
Сейчас в «Движении» много отсидевших плюс совершенно новый элемент – «батос локос». Единственное их отличие в том, что «батос локос» пока еще не арестовывали за то, за что остальные уже отмотали срок. Отсидевшие достаточно взрослые, чтобы стать завсегдатаями баров на Уиттьер, а большинство «батос локос» – подростки. Они много пьют, но не на бульваре и не в «Серебряном долларе». Вечером в пятницу их можно найти за квартой-другой «кей ларго» на темных детских площадках муниципальных многоквартирников. Вином они запивают секонал, который в баррио доступен в любых количествах, к тому же дешев, приблизительно доллар за пять красненьких, достаточно, чтобы кому угодно мозги вышибить. Секонал – один из немногих наркотиков на рынке (законном или еще каком), который гарантированно озлобляет. Особенно в сочетании с алкоголем и несколькими «беленькими», то есть если догнаться бензедринчиком. От такой диеты хочется выйти на улицу и побить кого-нибудь. Среди всех моих знакомых единственными, кто тоже сидел на диете из красненьких, беленьких и алкоголя, были «ангелы ада».
Приблизительно с тем же результатом. «Ангелы» накачивались и раскатывали по шоссе в поисках, кого бы побить Цепями. «Батос локос» накачиваются и начинают искать собственные способы политического самовыражения (сжечь магазин, напасть сворой на негра или украсть машину, чтобы погонять ночью по бесплатной трассе). Акции у них почти всегда противоправные, обычно с насилием – и лишь недавно получили ярлык «политических».
Возможно, главный фокус сегодняшнего баррио – политизация «батос локос». Буквально это выражение переводится как «чокнутые невежды», но в терминах политики правильнее было бы «уличные психи», малолетние дикари, которым нечего терять, кроме враждебности, приправленной ощущением обреченности и пресыщенности миром, таким каким они его знают.
– Эти ребята копов не боятся, – сказал мне один активист-чикано. – Черт, их просто прет от драк с полицией. Они сами на них нарываются. И таких у нас уйма. Может, тысяч двести. Если сумеем организовать этих ребят, – ха! – да мы кого
Но организовать «батос локос» не так просто. Во-первых, они безнадежные невежды в политике. Они ненавидят политиков, даже политиков-чикано. Во-вторых, они очень молоды, очень враждебны, и если их раздразнить, то способны на что угодно – особенно когда набрались вина и красненьких. Одной из первых попыток вовлечь «батос локос» в новую политику чиканос был массовой митинг против полицейских репрессий 31 июля прошлого года. Организаторы приложили все усилия, чтобы митинг прошел мирно. По баррио распространили лозунг: «Сохраняем спокойствие, ни беспорядков, ни насилия». Было заключено перемирие с департаментом шерифа Восточного Лос-Анджелеса: копы согласились «сдерживаться», но тем не менее забаррикадировали и обложили мешками с песком полицейский участок неподалеку от Бельведер-парка, где проходил митинг.
В статье для The Nation священник-чикано Дэвид Ф. Гомес так описывал набирающий обороты митинг: «Невзирая на напряжение, преобладала атмосфера праздника, где чиканос сидели на затоптанном дерне местного футбольного поля и слушали представителей баррио, с возмущением говоривших о произволе полиции и оккупации гринго Ацтлана. Самой зажигательной в тот день была речь Оскара Акосты: „Ya es tempo. Время пришло! И главный наш вопрос не произвол полиции, нас все равно до скончания веков будут бить дубинками по головам, потому что мы чикано! Истинная проблема – nuestra terra, наша земля. Нас называют повстанцами и революционерами. Не верьте. Эмилиано Сапата был революционером, потому что сражался с другими мексиканцами. Но мы воюем не со своим народом, а с гринго! Как, по-вашему, стали бы полицейские вертолеты днем и ночью патрулировать наши кварталы, если бы нас считали гражданами, наделенными всеми гражданскими правами?!“»
Митинг действительно проходил мирно – до самого конца. А под конец, когда завязалась драка между горсткой чиканос и нервозными копами, «батос локос» отреагировали лобовой атакой на штаб-квартиру полицейских, забросав ее камнями, бутылками, палками, кирпичами, чем угодно, что попалось под руку. Полицейские отсиживались около получаса, а после ответили чрезмерным проявлением силы, включая залпы смертоносной картечи из обрезов двенадцатого калибра прямо в толпу. Атакующие бежали по переулкам на бульвар Уиттьер и снова его разгромили. Копы преследовали их, стреляя в упор из обрезов и пистолетов. Через два часа уличных боев потери насчитывали одного погибшего, тридцать тяжело раненных и чуть меньше чем на полмиллиона долларов материального ущерба, включая 78 сожженных и помятых полицейских машин.
Все властные структуры Лос-Анджелеса возмутились. Национальный комитет чиканос по мораторию пришел в ужас. Главный организатор митинга, двадцатичетырехлетний Розалио Муньос, бывший президент студенческого общества Калифорнийского университета, был настолько шокирован происшедшим, что нехотя согласился с шерифом, мол, любые дальнейшие массовые митинги будут слишком опасны. «Нам придется искать другой способ выразить наше недовольство, – сказал представитель более умеренного Конгресса американо-мексиканского единства. – С этого момента главным лозунгом станет умеренность».
Но по поводу «батос локос» никто не высказался – за исключением шерифа. «Эти беспорядки были вызваны не людьми извне, но членами общины чиканос! На сей раз они не могут утверждать, будто мы их спровоцировали». Тут было явное отступление от классического полицейского анализа «мексиканского произвола». В прошлом полиция всегда винила в нем «коммунистов и агитаторов извне». Но теперь шериф, похоже, наверстывает упущенное. Истинный враг – те самые люди, с которыми его подчиненным приходится иметь дело каждый божий день во всевозможных рутинных ситуациях – на перекрестке, в баре, при авариях и семейных ссорах.