Большая охота на акул

Томпсон Хантер С.

Иными словами, люди с улицы, те, кто тут живет. В конечном итоге должность помощника шерифа в Восточном Лос-Анджелесе не слишком отличается от дозорного американской дивизии во Вьетнаме. «Даже дети и старушки – вьетконговцы».

Таковы новые веяния, и каждый в Восточном Лос-Анджелесе, кто готов о них говорить, использует выражение «после Салазара». За полгода после убийства и последовавшего за ним тревожного дознания коронера общину чиканос расколола совершенно новая поляризация, еще одно мучительное амебное деление. Но на сей раз раскол произошел не между молодыми активистами и старыми «тио такое», нет, раскол сейчас между активистами студенческого толка и совершенно новой породой сверхрадикальных уличных

фриков. Вопрос стоит уже не о том, драться или нет, а Когда драться, Как драться и Каким оружием драться.

Еще один малоприятный аспект этого нового раскола в том, что в основе его не просто «пропасть между поколениями», которая была болезненной, но сравнительно простой, нет, сейчас это конфликт образов жизни и философий. На сей раз деление прошло скорее по экономическим или классовым границам, а это мучительно сложно. Первые студенческие активисты были радикально настроенными, но разумными – в собственных глазах, если не в глазах закона.

Но «батос локос» даже не претендуют на разумность. Они хотят взяться задело, и чем раньше, тем лучше. Где угодно, когда угодно, дайте нам только причину вздуть легавых, мы готовы.

Такой подход создал определенные трудности внутри движения. У людей с улицы верные инстинкты, сказало руководство, но они безрассудны. У них нет программы: только жажда погромов и мести – что, разумеется, вполне понятно, но к чему это приведет? Что в конечном итоге приобретет традиционно стабильная община мексикано-американцев, объявив тотальную войну властным структурам gabacho и одновременно изгоняя собственных местных vendidos.

«АЦТЛАН! Люби его или вали».

– лозунг с плаката на митинге чиканос.

Рубен Салазар был убит в ходе беспорядков в духе Уоттса, вспыхнувших, когда сотни полицейских атаковали мирный митинг в Лагуна-парк, где собралось около пяти тысяч чикано либерального, студенческого, активистского толка, чтобы протестовать против призыва «граждан Ацтлана» в войска США во Вьетнаме. Объявившись в Лагуна-парке без предупреждения, полиция «разогнала толпу», накрыв ее облаком слезоточивого газа и обработав зазевавшихся дубинками в манере Чикаго. Разбежавшиеся в панике митингующие заразили своим гневом молодых зрителей, которые, пробежав несколько кварталов до бульвара Уиттьер, начали громить все магазины в округе. Несколько домов были сожжены дотла, ущерб оценивался в приблизительно миллион долларов. Трое были убиты, шестьдесят человек ранены, но центральным инцидентом того августовского митинга семидесятого года стало убийство Рубена Салазара.

И через полгода, когда Национальный комитет чиканос по мораторию решил, что настало время для нового массового митинга, его созвали, чтобы «продолжить в духе Рубена Салазара».

Ирония в том, что сам Салазар активистом не был. Он был профессиональным журналистом с десятилетним стажем и опытом самых разных заданий, который работал на ново-либеральную Los Angeles Times. Известный на всю страну репортер, он получил несколько премий за освещение событий во Вьетнаме, Мехико-сити и Доминиканской республике. Салазар был ветераном фронтовых репортажей, но никогда не проливал кровь под огнем. Он хорошо знал свое дело, и оно ему как будто нравилось. Поэтому, когда Times отозвала его из очередной горячей точки – на повышение и заслуженный отдых с освещением «местных событий», – он, очевидно, чуточку заскучал.

Он сосредоточился на огромном баррио к востоку от муниципалитета. Невзирая на то что сам был американцем мексиканского происхождения, в теме он едва разбирался, но включился почти моментально. В короткий срок он стал ведущим еженедельной колонки в газете и поступил новостным директором на KMEX-TV – «канал американских мексиканцев», который быстро превратил в энергичный, агрессивно политизированный голос всей общины чиканос. Его репортажи о действиях

полиции настолько расстроили департамент шерифа Восточного Лос-Анджелеса^ что вскоре полиция обнаружила, что ведет личный спор с этим Салазаром, мексикашкой, который отказывается образумиться. Берясь за статью по рутинному поводу, например о никчемном парнишке Рамиресе, которого до смерти избили в тюремной драке, Салазар был способен выдать что угодно -вплоть до серии острых новостных комментариев, в которых подчеркивал, что жертву избили до смерти, скорее всего, надзиратели. Летом 70-го копы трижды предупреждали Рубена Салазара, требуя «сбавить тон». И всякий раз он отвечал: «Отвалите».

В общине это стало широко известно лишь после его убийства. Отправляясь освещать тот августовский митинг, он все еще был одним из «американо-мексиканских журналистов». Но к тому времени, когда его тело вынесли из «Серебряного доллара», он превратился в мученика именно чиканос. Салазара позабавила бы ирония, но не то, как с его смертью обошлись копы и политики. Не обрадовало бы и сознание того, что почти сразу после смерти его имя превратиться в боевой клич, подталкивающий тысячи молодых чиканос, которые прежде пренебрегали «протестом» в необъявленной войне с ненавистной полицией гринго.

* * *

Его газета Los Angeles Times поместила репортаж о смерти своего бывшего иностранного корреспондента на первой странице понедельничного выпуска: «Мексикано-американский журналист Рубен Салазар был убит газовой гранатой, выпущенной помощником шерифа в бар в ходе субботних беспорядков в Восточном Лос-Анджелесе». Подробности неясны, но новая, наспех пересмотренная версия полиции явно выстроена с тем, чтобы показать, что Салазар стал жертвой Прискорбного Несчастного Случая, о котором полиция узнала лишь много часов спустя. По версии полиции, помощники шерифа загнали в бар вооруженного человека, а когда он отказался выйти – даже после «громких требований» через громкоговоритель «эвакуироваться», – «были выпущены гранаты со слезоточивым газом и несколько человек выбежали через заднюю дверь».

По словам нервозного представителя полиции, лейтенанта Норманна Гамильтона, приблизительно в то же время помощники шерифа задержали и допросили одну женщину и двух мужчин, у одного из которых был при себе автоматический пистолет 7.65 калибра. «Не знаю, был ли он арестован по обвинению в незаконном ношении оружия или нет», – добавил Гамильтон.

Рубена Салазара среди тех, кто выбежал через заднюю дверь, не было. Он лежал внутри на полу с огромной дырой в голове. Но, как объяснил лейтенант Гамильтон,, полицейские «вошли в бар не ранее восьми часов вечера, когда распространились слухи, что Салазар пропал», и «человек с другой стороны улицы, чья личность не была установлена», сказал помощнику шерифа: «Кажется, внутри раненый». «В этот момент, – продолжал Гамильтон, – помощники шерифа выбили дверь и нашли тело». Два с половиной часа спустя, в десять сорок вечера, офис шерифа признал, что это был Рубен Салазар.

«Гамильтон не мог объяснить, – писала Times, – почему два сообщения об инциденте, полученные Times от очевидцев, отличаются от заявления шерифа».

Приблизительно сутки Гамильтон мрачно цеплялся за свою первоначальную историю – составленную, по его словам, из рассказов очевидцев-полицейских. Согласно этой версии, Рубен Салазар был «убит шальной пулей… на пике волны разгона, более чем семи тысяч человек в (Лагуна) парке, где полиция приказала всем разойтись». Местные теле- и радиоведущие выступали со спорадическими вариациями этой темы – цитируя журналистов, «еще ведущих расследование», что Салазара случайно застрелил неосторожный уличный снайпер. Трагедия, разумеется, но подобные трагедии неизбежны, когда толпа невинных людей позволяет манипулировать собой горстке склонных к насилию и ненавидящих полицию анархистов.