Большая охота на акул
Шрифт:
* * *
Нам предстояла очень и очень долгая ночь ожидания пока вручную подсчитают бюллетени, но еще до закрытия участков мы знали, что изменили саму структуру аспенской политики. Старая гвардия была обречена, либералы в ужасе, а андеграунд с пугающей внезапностью заявил о себе как очень серьезная сила. На протяжении всей кампании – на улицах и в барах – мне обещали, что если Эдвардс победит в нынешней мэрской гонке, на будущий год (в ноябре 1970-го) я буду баллотироваться на должность шерифа, но мне и в голову не приходило, что взаправду придется избираться. Равно как я никогда бы всерьез не подумал, что мы сумеем «устроить переворот» в Аспене.
Но именно это сейчас происходило. Даже
– Да ни за что на свете, – ответил я. – Если мы и победим, то едва-едва, голосов на двадцать пять.
Но его замечание сильно меня встряхнуло. Черт побери! Может, мы действительно победим… и что тогда?
* * *
Наконец, около половины седьмого я почувствовал себя настолько бесполезным, топчась без дела, что решил, а пошло оно все, и свалил. Я напоминал себе Дэгвуда Бумстеда из комикса, мечущегося взад-вперед перед родильным отделением. Пятьдесят часов кряду я не спал и носился как ошпаренный и теперь, когда бороться было больше не с чем, чувствовал, как прилив адреналина спадает. Поезжай домой, подумал я, съешь мескалин и надень наушники, скройся от этой публичной агонии…
У подножия длинной деревянной лестницы, ведущей от конторы Крейга на улицу, я заглянул в бар «Элкс-клаб», набитый битком, шумный, счастливый… как и следует бару победителей. Его завсегдатаи ведь никогда не поддерживали лузера. Они же соль Аспена: владельцы магазинов, ковбои, пожарные, копы, строители, а их глава – самый популярный в истории городка мэр, отслуживший два срока и сам выбравший себе преемника недогения-юриста. Я сверкнул «лосям» улыбкой и поднял два пальца знаком «Виктория». Трудно сказать, понимали ли они, что их человек уже спекся: что в гонке, где кандидатов вдруг стало три, он провалился еще вначале, когда местная Ассоциация строительных подрядчиков и все ее союзники-риелторы приняли болезненное решение бросить Оутса, своего естественного кандидата, и все свое влияние употребить на то, чтобы остановить «хипушного кандидата» Джо Эдвардса. К выходным он уже вышел из борьбы, а к понедельнику оставался лишь вопрос, скольких подлых правых маразматиков удастся собрать, чтобы голосовать против Джо Эдвардса.
Противницей его была пятидесятипятилетная дамочка-галантерейщица, которую поддерживали писатель Леон Юрис и местное республиканское большинство. Ив Хоумейер, много лет оттрубившая функционером у колорадских республиканцев, тысячи долларов потратила на супермещанскую кампанию лишь бы переиначить себя под бесхребетную Мейми Эйзенхауэр. Она ненавидела бездомных собак, а от мотоциклов у нее звенело в ушах. Прогресс – это очень мило, а строительство – полезно местной экономике. Аспен надо сделать безопасным, чтобы тут и дальше спускали денежки «Лыжный клуб Атланты» и «Техасские кавалеры», а значит, надо построить четырехополосное шоссе через весь город и еще десятки кубов-многоквартирников, чтобы потрафить туристам.
Если Оутс был Эгню, то она выделывалась под Никсона. Пусть от вида голых хиппи ее тошнило, она не требовала сразу рубить им головы. Она была старой и эксцентричной, но не такой подлой, как воинственные сторонники Оутса, которым нужен был мэр, давший бы им волю вздуть любого, кто, на их взгляд, не похож на прирожденного кандидата в «Элкс-клаб» или «Игле». И если Оутс хотел превратить Аспен в разновидность Атлантик-сити, Ив Хоумейер хотела лишь превратить его в Санкт-Петербург с налетом Диснейленда. Она лишь наполовину соглашалась со всем, что бы ни провозглашал Ленин Оутс, но ясно
Оутса мы уже побили, но я слишком устал, чтобы в тот момент изводить «лосей», и как это ни странно, мне было их жаль. Их вот-вот задавит кандидат, у которого с ними общего больше, чем они подозревают. Причины бояться кампании Эдвардса были как раз у продажных шлюх, зарабатывающих на лыжниках, и у местных застройщиков, слетевшихся роем ядовитых тараканов скупать и продавать всю долину из-под ног у тех, кто все еще считает ее не просто удачным капиталовложением, а хорошим местом для жизни.
Главным пунктом нашей программы было выгнать всех до одного грабителей от недвижимости, помешать департаменту дорог штата провести через город четырехполосное шоссе, вообще запретить машины на центральных улицах, сами улицы превратить в бульвары и скверы, чтобы любой, даже фрик мог бы делать то, что правильно. Копы стали бы сборщиками мусора и ремонтниками при парке городских велосипедов – бесплатных для всех. Никаких больше громадных, съедающих пространство жилых блоков, которые застят вид тем, кто хочет, подняв взгляд, с главной улицы увидеть горы. Никакой порчи земель, никаких арестов за «игру на флейте» или «блокирование тротуаров». Плевать на туристов, пусть шоссе заканчивается тупиком, а алчных разгоним, вообще создадим город, где можно жить по-человечески, а не гнуть спину ради сводящего с ума лжепрогресса.
Платформа Джо Эдвардса была «против застройщиков», а не против старожилов и фермеров. Слушая последних, трудно было понять, как они могут оспаривать нашу программу – разве только они взаправду боялись, что с победой Эдвардса утратят возможность продать землю тому, кто больше предложит. Они говорили, Эдвардс внедрит всякие ужасы, вроде зонирования и защиты экологии, которые разрушат их старый добрый образ жизни. Покупай дешево, продавай этично. Свободное предпринимательство во всей красе. Но те немногие, кто давал себе труд с ними спорить, вскоре обнаруживали, что их ностальгические разговоры о «старых добрых днях» и «традициях этой мирной долины» – лишь неуклюжее прикрытие для страхов перед «новоприбывшими/социалистами».
Кампанией Эдвардса мы хотя бы положили конец глупой сентиментальной чепухе о «любящих свою землю старожилах».
Выйдя из здания «Элкс-клаб», я на минуту остановился на Эймен-стрит посмотреть на горы вокруг городка. На Смагглер к северу уже лег снег, и на склоне Белл, за Литтл-Нелл, лыжни казались смутными белыми линиями. Там – модные платные трассы, ждущие Рождества и роя толстосумов-лыжников, приносящих Аспену его благосостояние: 8 долларов – чтобы покататься с этих холмов, 150 – за хорошие лыжи, 120 – за «правильные» ботинки, 65 – за свитер от «Мэгги», 75 – за парку на гагачьем пуху. И еще 200 – за палки, перчатки, очки, шапочку, носки. И еще 70 долларов – за лыжные штаны…
М-да. Лыжная индустрия – большой бизнес. А «вокруг лыж» – еще больший: 90 долларов в день за апартаменты в «Аспен-Альпс», 25 долларов с человека за обед с вином в «Парагоне». И не забудьте про «Бейтс-флоутерс» (официальные кроссовки олимпийской сборной США – самое худшее, хлипкое дерьмо, какое только можно себе представить, за 30 долларов пара).
Все вместе получается в среднем 500 долларов в неделю на одного типичного болвана, который покупает и снаряжение, и стиль по Playboy. Умножьте сто долларов в день на столько-то лыжных дней, зафиксированных в сезон 1969/70 года Аспенской лыжной корпорацией, и получите умопомрачительный доход – для деревеньки в Скалистых горах с постоянным населением чуть больше двух тысяч человек.