Большая охота
Шрифт:
– Да-да, конечно, – поспешно закивал монсеньор Олиба.
Тьерри посмотрел на епископа с отвращением. «Ого! А ведь он, пожалуй, побаивается этого носатого! Фи, ваше преосвященство… пресмыкаться перед Железным Бертраном – еще куда ни шло, но собрат по Ордену-то чем вас запугал?»
– Возблагодарим Господа нашего за ниспосланную нам трапезу, – с чувством произнес брат Доминик. Двое его собратьев откликнулись нестройным эхом. – Также и вам благодарствую, мессир Тьерри. Ваше преосвященство, позволите ли вы…
– Разумеется, разумеется, – вновь с готовностью отозвался епископ, точь-в-точь старая толстая нянька, позволяющая своим непоседливым
Брат Доминик на прощание мазнул коротким, колючим взглядом по непроницаемому лицу Тьерри и вместе со своими спутниками был таков – только край потрепанной рясы мелькнул за закрывающейся дверью.
– Ретив, однако. С подобными служителями святая мать наша Церковь может не тревожиться относительно своего будущего, – вынесла приговор Бланка. – Ваше преосвященство, и много у вас таких… подчиненных?
– Пока всего один, – вздохнул монсеньор Олиба, – но и одного более чем достаточно. Ретив не по годам, что верно, то верно, но ведь и способностей немалых, упорен, умен, а главное – непоколебимо крепок в истинной вере. При нем inquisitios станут настоящей силой, они уже и сейчас многое могут… И поделать с ним ничего нельзя – он знатного рода. Младший сынок да Гусманов, живет в Кастилии такое старинное семейство. Учини я ему хоть малую неприятность, и за него тут же вступятся высокие покровители – что в Тулузе, что в Наварре, что дома, в Леоне. Воистину, тяжел крест сей, однако ж подобает нести его со всем смирением…
Духовный отец провинции Редэ испустил еще один тяжкий вздох, со вкусом отхлебнул кисловатого, с неповторимой легкой горчинкой, молодого вина и потянулся за ломтем жареной оленины.
Заточение в Старой башне, как и предсказал Тьерри, продлилось от силы три или четыре часа. Бланка, изображавшая безвинную мученицу, резвилась вовсю – со скорбным ликом созерцала из окна суету в замковых дворах, бродила туда-сюда по комнатам, выразительно заламывая руки, и под конец принялась распевать трогательным дрожащим голоском, причем выбирала наиболее душещипательные лэ о погибших в сражениях рыцарях и безутешных красавицах.
Устроившийся в дальнем темному углу и погруженный в размышления Тьерри не выдержал, попросив сестру или замолчать, или петь потише. Бланка незамедлительно сменила репертуар, затянув подслушанную неведомо где разухабистую сервенту с весьма пикантными рифмами. Тьерри беззвучно рассмеялся – жизнелюбие и неугомонность его сестрицы били ключом, заражая всех окружающих. Даже грозный отец никогда не мог всерьез на нее рассердиться. Бланке сходили с рук любые проказы – начиная от похищения с накрытого стола арабских сладостей, предназначенных для важных гостей, и заканчивая визитом в сокровищницу. Пронырливое дитя стянуло у отца ключ, отперло дверь и утащило целый ворох драгоценностей. Как объяснила Бланка, она просто хотела поиграть со сверкающими камешками.
Странное дело, Тьерри никак не мог в точности припомнить ни облика матери Бланки, ни даже ее имени. Загадочная женщина появилась в замке вскоре после смерти донны Хименес. Матушка Хайме, испанка из Арагонской провинции, скончалась в середине января, не вынеся тягот долгой и холодной зимы. Ему самому тогда исполнилось десять лет, Рамону – двенадцать, осиротевшему Хайме – всего три года. Незнакомка редко покидала покои отца, не выходила к гостям, не пыталась стать хозяйкой Ренна, избегала встреч и разговоров с детьми… Слуги болтали разное. Мол, господин Бертран купил себе в утешение похищенную в Гранаде мавританскую принцессу. Да нет, ему привезли прекрасную сарацинку из самой Святой Земли. Или византийку из Константинополя, придворную даму не то родственницу тамошних императоров.
Летом 1174 года родилась девочка, окрещенная в присутствии близких друзей семьи Терезией-Маргаритой-Бланкой-Катрин. Таинственная мавританка, сарацинка (или кто она там была на самом деле?) оставалась в замке до осени. Незадолго до Рождества она исчезла – столь же тихо и внезапно, как и появилась. Бланка росла под присмотром мамок и нянек, оставаясь для сводных братьев непонятным созданием, обитающим на женской половине. Когда прижитой на стороне дочурке исполнилось шесть лет, мессир Бертран официально признал ее своим отпрыском, дал имя, назначил содержание и размер приданого к будущему браку. Младшая из Транкавелей наконец-то поближе раззнакомилась с троицей своих братьев, и вскоре уже никто не представлял, как они раньше жили без нее – неугомонной, любопытной, не в меру языкатой и весьма сметливой для подростка.
Порой Тьерри приходила в голову мысль, что, если уж брак неизбежен, он предпочел бы видеть своей супругой девицу наподобие сводной сестры. Второй Бланки ему отыскать пока не удалось, хотя Тьерри не терял надежды.
…Возвращать свободу узникам граф Бертран пришел лично. Скрипнул ключ в замке, ударилась о камень распахнутая дверь. Сидевшая на окне девушка спрыгнула с подоконника, Тьерри нехотя поднялся с накрытого облысевшей медвежьей шкурой сундука. Отец смотрел на них по-прежнему неприязненно, однако без полыхавшего утром в его глазах желания приготовить из среднего сына и младшей дочери двух поросят на вертеле. Доказательств, уличающих отпрысков в неблаговидных поступках или пособничестве беглецам, не обнаружилось. Или детки научились ловко прятать концы в воду, или действительно не имели никакого отношения к побегу. В последнее Железному Бертрану верилось с трудом.
– Ничего, – хмуро буркнул он, отвечая на невысказанный вопрос Тьерри. – Стража на обеих воротах клянется, что мимо них мышь не проскакивала, ключи от потерны висят нетронутыми – да и кто бы до них добрался, они ведь хранятся в моей комнате… Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Сейчас бездельники Гвиго обыскивают замок заново, но проку с того… Их здесь нет.
– Перекинулись летучими мышами и выпорхнули через каминную трубу, – предположила Бланка. Отец свирепо покосился на нее, и девица прикусила не в меру бойкий язычок.
– В конце концов, не так уж важно, как именно они покинули Ренн, – Железный Бертран прошелся через комнату, от дверей к стрельчатому окну и обратно. – Дознаемся после. Или расспросим самих мерзавцев, когда схватим. Ох и поговорим мы тогда! Так поговорим!..
– Сперва надобно схватить, – резонно заметил Тьерри.
– Я затем и пришел. Вот их вещи. Ну-ка, сын, покажи, на что ты способен!
С этими словами Бертран швырнул сыну небольшой матерчатый мешок, который Транкавель-средний поймал на лету. Еще не распустив завязки на мешочной горловине, Тьерри знал, что будет внутри. Скарб из оставшегося имущества беглецов – женская гребенка, узкий кожаный пояс с тиснением, сильно истрепанная перчатка… Что ж, этого следовало ожидать, и даже странно, что отец так долго медлил с просьбой.