Большая перемена (сборник)
Шрифт:
Ему, Пете, казалось, вот-вот их схватят за шкирку и вышвырнут вон, как нарушителей общественного. Но собрание шло своим чередом, глухонемые выходили на трибуну и говорили своё. А их, Петьки и Вальки, точно здесь и не было. Не существовали они для этих людей, вот как! Пустое место, и всё!
Так получалось и сейчас. Не слышала его Эвридика, а потом освободился актёр, и она вновь превратилась в преданного делу помрежа, и личное для неё перестало существовать. И вместе с ним и Альфонс, и тем более он, Фаянсов.
Они, помреж и седовласый артист,
— Вот вам текст. Репетиция завтра, в два, — сказала Эвридика, роясь в своей бездонной сумке.
Она извлекла из её недр несколько скреплённых страничек текста и нечаянно прихватила ещё кое-что. На паркетный пол, точно осенний лист, спланировал цветной снимок и улёгся вверх лицом. Фаянсов увидел сильно уменьшенную фотокопию своей «Мечты», одну из тех, что продавались на кладбище и на городском рынке.
Актёр тут же явил неожиданную для своего респектабельного вида мальчишескую прыть, бросился к снимку и галантно вернул его Эвридике.
— Вы любите Фаянсова? — спросил он с интересом.
Пётр Николаевич замер, хотя понимал: увы, речь идёт всего-навсего о его живописи, представленной единственным полотном. И, к сожалению, не ошибся.
— Ах, вы об этом? — после некоторой заминки сообразила Эвридика и будто бы удивилась: — Не представляю, как она у меня оказалась. — И поспешно засунула репродукцию в сумку.
И вот наступила она, третья боевая среда. Фаянсов вспомнил, отвлёкся от своих забот, поинтересовался делами капитана, но Рындин вместо своего бодрого «всё на мази» с горечью сказал:
— Именно сегодня эта банда полезет в банк, Тень назначила операцию, а если проще, налёт на два часа, разумеется ночи, время местное, известна и точка сбора, а связи нет и нет до сих пор. Дошёл до начальника облуправления. Воплю… воплю: «Товарищ генерал!» А он секретарше: «У вас где-то плохо закрыт окно. Дует в ухо».
Его субстанция, всегда излучавшая ровный уверенный свет, потемнела, набухла и теперь походила на дождевую тучку. Выпустил себя из рук бравый капитан Рындин, запустил свою внешность. Если бы души усопших брились, можно было смело сказать: некогда безукоризненный участковый зарос трёхдневной щетиной. Карасёв и тот, глядя на отчаявшегося милиционера, воздержался от своих колких острот.
Но Рындин всё же в своей большей части оставался капитаном Рындиным. Когда на земле наступил вечер, он расправил широкие плечи и твёрдо известил:
— Попробую взять их сам. — И по привычке сделал движение, будто потянулся к казённому сейфу, вознамерившись забрать из стального ящика своё верное табельное оружие, и не найдя ни сейфа, ни пистолета, всё же не упал духом, только помрачнел, превратясь на этот раз в тучу грозовую.
— Я пойду с вами. Авось чем-нибудь помогу, — предложил Пётр Николаевич, хотя операция не имела ни малейшего смысла. Просто ему не хотелось в минуты надвигающегося разочарования оставлять Рындина наедине с его горем.
— Спасибо! — растрогался Рындин. — Без помощи народа милиция слаба. То-то, Фаянсов, я и раньше чувствовал к вам симпатию, пусть и не мог её объяснить. Однако взять вас с собой не могу. Не имею права подвергать вашу жизнь риску… Впрочем, вы ничем не рискуете, — спохватился он, печально улыбнувшись. — Что ж, если у вас имеется желание, присоединяйтесь. Как доктор Ватсон. — Это была новость: оказывается, и Рындин не чужд шутке. И тем более он шутил в те минуты, когда не стыдно было бы всплакнуть и железному мужчине. Что и вовсе делало капитану честь.
— Я бы тоже отправился с вами, хоть вы, Рындин, и не любите меня, — сказал Карасёв. — Да у нас сейчас соберутся драматурги и режиссёры. Первая читка первой пьесы. Будем ставить «Вишнёвый сад»!
По дороге Фаянсов всё же разволновался, забывшись, впал в детский азарт и высказал такое соображение:
— Может, лучше их арестовать прямо в банке? Накрыв с поличным?
— Не имеем права. Да и нельзя по-человечьи. Наш долг удержать гражданина от преступления. Даже будь он отпетым. А вдруг тот в последний момент прозреет и начнёт новую жизнь, тут же у порога? Занёс ногу, и назад! Шансов, конечно, мало. Но, знаете, на свете всякое происходит. И мы им обязаны представить этот шанс. Они имеют право, хотя и не хочут, — пояснил капитан. — Впрочем, многие оперативники рассуждают, как и вы. Позволяют приступить к совершению преступления и тогда, хап, берут. Так, конечно, проще, не надо ишачить, собирать улики. Они вот, уже налицо. Этот, дорогой мой Пётр Николаевич, вопрос мучает честных сыщиков тысячи лет.
Фаянсов представлял себе воровскую малину по фильмам, виденным в молодости, и книгам, читанным в детстве: окраина города или пустой дачный посёлок, грязная комната, убогая мебель и водка с осклизлыми солёными огурцами, выловленными из старой бочки. Поэтому он был озадачен, попав в приличную современную квартиру с коврами, гарнитуром, книжной стенкой и японским телевизором. За накрытым настоящей скатертью столом шесть солидных супружеских пар отмечали настоящие именины. Бандиты в хорошо пошитых костюмах ловко управлялись вилками и ножами и пили шампанское и коньяк за здоровье присутствующих дам. И ни словечка о своём уголовном мире, все разговоры о болезнях да новостях мирового кино.
Они, духи, взирали на это пиршество с финского серванта, разместившись среди хрустальных ваз, как бы сидя в засаде.
— Может, вы ошиблись? — предположил Фаянсов, глядя на хозяев и гостей. — На вид они вполне пристойные люди.
— На вид может быть А внутри? Усекли? Чокаются коньяком, а пьют кока-колу. И это здоровые мужики, причём за своих баб. А почему? Нужна трезвая голова. Впереди дело! И ещё. Все напряжены. Малость психуют. Ждут его. А вдруг не придёт?
После этого и Фаянсов заметил короткие многозначительные фразы, нетерпеливые взгляды, будто случайно брошенные на часы.