Большая семья
Шрифт:
— Я наотдыхалась! — не очень громко крикнула Люда. — Я хочу домой. Я не хочу отдыхать!
Ей никто не ответил. А из двери напротив вдруг вышел сердитый усатый человек в железных очках и загудел:
— Это ещё что — «хочу», «не хочу»! Мне чтоб тут не мешать! Думать надо.
Люда вернулась в комнату. Аккуратно застеленные кровати тянулись вдоль стен. Только на одной были горой свалены подушки и одеяла, лежала раскрытая книжка.
Люда боком обошла кровать, залезла на самый краешек. Уселась. Хлюпнула раза два носом и… начала крепко думать. А Орешек у печки помогал ей — скулил тонко-тоненько нараспев: «У-и-и-онг-онг-онг!» —
Что делать?
Возле темного неподвижного грузовика, уткнувшегося в край шоссе, горел яркий костёр. Шофёр натаскал из лесу хвороста, облил бензином и зажёг. Костёр трещал, рвался к небу, освещал машину, кусок заметённого снегом шоссе. А кругом, как на страже, стояла чёрная зимняя ночь.
Сейчас шофёр сидел на корточках у огня, грел инструменты, а около него, тоже на корточках, сидели ребята в синих форменных куртках, в ушанках и слушали.
Шофёр рассказал им всё: и как он увёз Люду, и как у них случилась авария, и про встречную машину, и как он завернул к ним, в школу ФЗО будущих метростроевцев, попросить оставить Люду погреться. И про то, что он сам не знает, как скорей доставить девочку домой к родителям, да и родителей этих тоже не знает — только переулок и номер дома, где они живут. Грех, да и всё!
— А у неё и родителей никаких нет, уехали куда-то, — сказал старший из ребят. — Мы там малость поговорили. У чужих у кого-то живёт.
Лицо у шофёра помрачнело ещё больше. Он собрал инструменты, отошёл к машине и завозился у мотора.
На тропинке, ведущей от школы к шоссе, показался ещё один мальчишка. Он бежал быстро, из карманов у него торчали какие-то бумажки, он улыбался и махал рукой.
— Ребята! — крикнул он издали. — А ребята! Знаю я теперь вроде, чья она, отыскал!
— Ну, ну, откуда узнал?
Мальчишки зашевелились, подошли ближе к костру. Шофёр отложил инструменты, подошёл тоже.
— Вот, глядите. Рассказала она, у кого живёт. Верно, эта и есть. Вот!
Он торопливо, повернувшись к свету, показывал им газетные вырезки, снимки, объяснял про Люду.
Шофёр облегчённо вздохнул, хлопнул его по плечу и сказал:
— Молодец, братишка, постарался! Точно груз с души снял. Фамилия её собственная, конечно, не та… Так, говорите, у чужих осталась? Может, у этой самой и есть? Адрес бы скорей сверить, и если тот, известить. Из встречной они, может, и в домоуправление-то не передали. А?
— Адрес сверить — это можно, — заговорили мальчишки. — И телефон спросить. Нашему физкультурнику сейчас позвоним, он всё разузнает. Мы и девчоночку сами отвезём, у бригадира отпросимся. Только сверить, ясно. Узнаем!
— Ясно-то оно ясно, — подумав, сказал шофёр, — только вот что, ребятки… — Он зашагал около костра и остановился. — Грех мой, что я несмышлёную такую завёз. Как же я её вам на руки сплавлю и домой с повинной не явлюсь? Э, нет! Сам завёз, сам и сдавать буду. Адрес сверить и по телефону известить, что цела дочка, — это вы мне, конечно, пособите. Если оттуда она. А отвозить уж мы с вами вместе! Вот дочиниться бы поскорей!.. Да ещё яблоки эти…
Шофёр задумался, и ребята задумались тоже. А когда додумали до конца, порешили так: трое — старший и ещё два — бегут в школу звонить по телефону, справляться; остальные делятся на два отряда; половина разводят другой
— Про вышку-то рассказывает, а сама чуть что не плачет, — снова заговорит мальчишка. — А что? Отвезём девчоночку, поглядим, чего она там натворила. Может, починить можно? Инструмент захватим, бригадир даст. Верно говорю?
И ребята, поддакивая, дружно закивали головами…
Ольга Ивановна
А Ольга Ивановна? Где же была тем временем сама Ольга Ивановна?
Совсем, совсем близко.
Только успели ребята-метростроевцы отгрузить в кладовой детского сада лихо довезённые яблоки, подписать накладную и проверить вес; только кончили они объяснять, почему именно они, а не обычный шофёр со склада привезли яблоки — у него сломалась машина, а потом ещё с шофёром приехала такая смешная девчоночка, она теперь дожидается, вот-вот дочинят машину и её повезут домой, — одним словом, только ребята рассказали всё громко ахавшей женщине в халате, попрощались, впряглись в санки и дружно убежали куда-то в лес, к своему общежитию, как вдруг с другой стороны шоссе к крыльцу этого же самого детского сада подошла, почти подбежала молодая, очень взволнованная женщина.
Подбежала, позвонила и спросила:
— Скажите, не приезжала ли к вам с продбазы девяносто два зелёная грузовая машина? А в машине шофёр и девочка шести лет, в меховой шубке и со щенком. Приезжала? Не сама приезжала, а от неё прибегали на санках и про неё рассказывали?
Молодая женщина вошла в приёмную, куда её пригласила вызванная заведующая хозяйством, всплеснула руками, сначала заплакала, потом засмеялась, попросила стакан воды и, отдышавшись сказала:
— Батюшки мои, нашлась! Наконец-то нашлась!..
Это была Ольга Ивановна.
Как же она узнала, что Люда вместе с шофёром должна была привезти детсадовцам яблока? Как добралась сюда?
А очень просто.
Вдвоём с милиционером они из отделения милиции сразу поехали на Казанский вокзал к складам. Там они ходили очень долго. Ходили, высматривали, спрашивали.
Наконец им попался один из грузчиков, помогавших шофёру грузить бочки с овощами. Конечно, он видел около машины маленькую девочку в меховой шубке, с собачонкой! Ещё бы её не заметить — всё время вертелась тут, мешала работать. А потом залезла в кабинку и уехала с шофёром в больницу — отвозить овощи. Тут недалеко, на шоссе.
Ольга Ивановна и милиционер помчались в больницу. Там ответили: да, да, с продбазы девяносто два приезжала какая-то девочка. Переполошила всех, собачонка напугала подавальщицу, чуть было больные не остались без обеда. А из больницы шофёра послала подвезти яблоки детскому саду. Шофёр ещё всё беспокоился — завёз чужого ребёнка! Но он человек хороший, одну не бросит.
Ольга Ивановна поблагодарила, отпустила милиционера, села в трамвай и поехала в детский сад.
Теперь Ольга Ивановна, измученная, но повеселевшая, стояла с завхозом детского сада и окружившими её воспитательницами и даже говорить ничего не могла, так вдруг устала! А они её успокаивали: