Большая восьмерка: цена вхождения
Шрифт:
Процесс, увы, завершен. Последние «трезвые и трудолюбивые» (слова Столыпина) покинули деревню в 1960-е годы. А в начале 1990-х в деревнях после крушения колхозов остались лишенные всяких перспектив. Эти люди, прежде соль нашей земли, еще произвели в 2004 году фантастический урожай, но только себе во зло: цены рухнули, и российский крестьянин опять оказался жертвой коварного города. Во всех государствах мира берегут этот цвет земли (особенно решительно в США и Франции). В России же, отняв все, за исключением скудных средств выживания, обходили крестьянство, словно вражескую орду — ну как же, ведь у них неевропейские манеры и у них неухоженные погосты. Российское крестьянство, перед которым мы все в неоплатном долгу, перестало быть источником добычи средств для модернизации. Их хлеб уже не
Из людских ресурсов в стране остались лишь образованные горожане, успевшие до 1991 года воспользоваться возможностями одной из лучших в мире школьных систем. Но нужны ли они своей стране, эти люди, которые последние в нашей истории годы сохраняют свои индустриальные навыки и квалификацию? Часть из них нашла себе применение за границей (не менее 50 тысяч наших сограждан высокой квалификации отдает свои знания и умение на чужой ниве). Другая — огромная часть — деквалифицировалась. Их можно встретить на чартерных рейсах в Стамбул, с ними можно поговорить на наших многочисленных крытых и открытых рынках. Часть из них преуспела, но громадное большинство просто выживает. Так мы обращаемся с самым ценным своим достоянием, с нашими высококвалифицированными специалистами, с теми, кто освоил современное производство, но в конечном счете пал жертвой воцарившейся на государственных командных высотах смеси бездумности, невежества и корысти.
Обратимся к проблеме национальной стратегии, точнее говоря, национальной стратегии выживания. Здесь друг другу противостоят два радикально противоположных подхода. Первый полагается на создание некоего питательного бульона, некоей живительной среды, позитивных микробов рынка — который все поставит на свои места, создаст движущую силу и повернет маховик национального возрождения в экономике, а потом уже и в остальных сферах. Детские и нелепые фантазии урывками читавших книги самоучек Этот долгожданный «бульон» рыночных отношений — наше самое страшное национальное болото, в которое мы все вместе угодили. Этот бульон никогда не давал результатов в незападном, неиндивидуалистическом обществе.
Обратимся ко второму подходу, к модернизации сверху. И история, и западные наблюдатели видят наше будущее — если оно у нас есть — именно в этом. Все, что было в России позитивного в сфере индустриальной мобилизации, в сфере экономического развития, все было сделано из кабинетов. Я говорю это как историк. России везло на министров финансов — он петровского канцлера Шафирова до хрущевского Зверева. Блестящая плеяда — Бунге, Ройтерн, Вышнеградский, Витге, Коковцов, Берг — для всех них проблема модернизации России была главной и животрепещущей. Точку «надира», максимальной индустриальной зависимости они прошли в 1885 году, затем были созданы условия для знаменитой, блистательной модернизации 1892–1914 гг. Ресурсы были знакомые. Об изъятии крестьянского зерна на экспорт мы уже говорили (поезжайте в Одессу и Ригу — вся архитектура XIX века говорит об интенсивности и прибыльности этой торговли). Вторым источником промышленного роста были зарубежные инвестиции.
Прежде всего, Петербург воспользовался германским испугом Парижа и взамен военного союза добился инвестиции 27 млрд. франков в ликвидацию российского бездорожья. Позволю себе напомнить, что пять западных стран активно инвестировали в российское развитие — по мере убывания это Франция, Британия, Германия, Бельгия, Соединенные Штаты — около миллиарда золотых рублей на 1914 год. Эти инвестиции позволили соединить железными дорогами огромную страну и освоить нефть Баку и уголь Донбасса. Напомню, что всей нефтью России, 9/10 угля, 60 процентами машиностроения владели иностранцы. Русская буржуазия и правительство боялись более всего не инвестиций французов и бельгийцев, а конкуренции германских товаров с российскими на российском рынке. Наибольший страх вызывало германское экспортное доминирование. По существу из-за этого началась Первая мировая война. Тимирязев говорил, что не позволит немецкими плугами русскую землю пахать. Боялись также сложностей выхода на западные рынки. Поэтому русский текстиль и другие товары шли в Маньжурию, Монголию, Персию.
Трудно ли представить себе, что новая Россия взамен вооружения Северного альянса осенью 2001 г. требует-просит у США создания магистрали «Москва — Ош» (американские капиталы, азиатские рабочие)? А маршрут «Западная Европа-Восточная Азия», который затронул бы коренные интересы развитого мира и России? Если Запад желает ослабить зависимость от Персидского залива, то почему бы его не заинтересовать транспортными магистралями, нефте- и газопроводами Тюмень — Рур? Царские министры умели мыслить стратегически, а как с их потомками?
Теперь мне хотелось бы посмотреть на нас чужими глазами. Самым престижным из еженедельников в США является английский «Экономист», который самые серьезные американцы воспринимают как энциклопедию, как последнее слово. Недавно «Экономист», рассуждая об однополярности руководимого Соединенными Штатами мира, сделал весьма примечательную оговорку: «Стоит только в России прийти к власти трезвым и разумным людям, как в мире появится второй полюс». Так думают не только в Лондоне. Если маленький Бирмингем смог начать первую мировую индустриальную революцию, то почему приходится печалиться о судьбе огромной, трудолюбивой и талантливой России? Как найти верный путь? Не строить же все расчеты на неласковой приполярной нефтяной корове?
Президент США Билл Клинтон немало интересовался Россией, о чем говорят хотя бы его 27 встреч с российскими президентами. Относительно развития России у него было четкое мнение (зафиксированное в мемуарах его большого друга Строуба Тэлбота). Как свидетельствует, скажем, Строуб Талбот, даже президент Клинтон, повинуясь здоровому чувству реализма, вскричал: «В чем Россия нуждается, так это в проектах огромных общественных работ… Они находятся в депрессии, и Ельцин должен стать их Франклином Рузвельтом». Заметим, что это говорит ультрарыночник, самый большой на государственном уровне певец глобализации, который ни одной речи не произнес без гимна глобализационным процессам.
В дальнейшем на роль инициатора российского «Нового Курса» Запад прочил Е.М. Примакова, а затем — В.В. Путина.
Если кому-то не нравится стоявший чуть левее центра американский президент-демократ, то обратимся к стоящему правее политического центра итальянскому премьер-министру Берлускони. Как собирается выходить из кризиса праволиберальное правительство Берлускони в Италии? Созданием в рамках государственного планирования 125 крупных индустриальных проектов, наибольшую известность среди которых приобрело создание моста на Сицилию (5 млрд. долл.) и спасение автомобильного концерна «Фиат». Может, вожди глобализации и свободы рынка среди англосаксов видят иные экономические лекарства для России? Вовсе нет.
Недавно автору этих строк пришлось встречаться с лучшим, наиболее известным американским историком А. Шлесинджером-мл. (некогда советником двух президентов США). Речь шла только об одном: пусть четверо американских специалистов по Франклину Рузвельту встретятся с равным числом российских специалистов по «Новому курсу» Рузвельта и постараются выработать программу выхода России из кризиса посредством своего рода повторения кризисного государственного планирования на манер известных инициатив ФДР в 1930-е годы. Последнее, во что будут верить даже Клинтон и Берлускони, — в животворную ценность ухода государства из экономики и социальной сферы, в спасительную роль питательного бульона хаоса (называемого свободой частной инициативы). Новояз «крышевание» в масштабах всей страны неведом западным лидерам, но по собственной воле и будучи в здравом уме и трезвой памяти никто из них не уведет самого мощного исправителя популярных и губительных идиосинкразии—государство — из критической сферы национального выживания.