Большая восьмерка: цена вхождения
Шрифт:
Но столь очевидным образом мобилизованное национальное чувство едва ли ведет ныне к героическому созиданию. Речь идет о более грустном, заземленном, существенном. На кону гораздо более трагическое — национальное самосохранение. На горизонте появились четыре всадника Апокалипсиса: колоссальная утечка капитала из страны; нарушенный механизм государственного управления, ведущий к сепаратизму; массовая безработица; посуровевшее внешнее окружение.
1. Возможно, первая опасность — самая насущная и страшная. Год за годом корыстный слой вывозит свои капиталы за пределы страны, лишая ее стимулятора развития, обращая и без того скудный национальный капитал из средства спасения своей страны в источник процветания заграничных банков и компаний. Какое-то время страна еще сможет продержаться на нефтедолларовом
Напомним, что в годы Великой депрессии каждый отплывающий из США лайнер означал уход из национального рынка одного миллиарда долларов. И президент Рузвельт был вынужден «заморозить» банковскую систему, ввести средства государственного регулирования, чтобы сохранить в стране доллары. В сходных обстоятельствах гордые Британия и Франция отказались выплачивать международные долги (мы говорим только о демократических странах). Самый убежденный западный демократ вне всякого сомнения закроет национальные границы, если через них — как у России сегодня — вывоз капитала будет значительно больше ввоза, что ведет к неизбежному истощению финансовой системы с сопутствующим крахом социальных устоев в финале.
2. Когда Бенджамин Франклин, Джордж Вашингтон и иже с ними увидели опасность необратимой самостоятельности штатов, они поступили не совсем конституционно — созвали в Филадельфии совет 55 «мудрецов» и за закрытыми дверями написали новую конституцию, резко усилившую федеральный центр. Теперь в американском национальном пантеоне нет более славных героев — их конституции поклоняются новые и новые поколения американцев. Не меньшая, чем от старой американской конфедерации, опасность исходит от самодовлеющих регионов — субъектов Российской Федерации. Тем больше оснований утверждать, что созданная впопыхах конституция 1993 года не икона.
3. Наличие безработицы в стране, кричащей о непролазном объеме предстоящих усилий по своему обустройству, — нонсенс. Безработный отец семейства гарантирует деградацию семьи, что в свою очередь ведет к деградации общества. Франклин Рузвельт не моргнув глазом мобилизовал безработных на общественные работы — и Америка гордится дорогами, мостами, общественными зданиями той поры. В России — уникальной стране бездорожья — неиспользование готовой трудиться рабочей силы преступно. Тем более, если столь нужны новые нефтепроводы и терминалы в Петербурге.
4. Возглавлявший комиссию по денацификации Германии американский философ Джон Дьюи говорил о роковой опасности сочетания двух обстоятельств — краха национальной экономики и национального унижения. Это сочетание возникает в России, когда на ее западных границах воздвигаются новые бастионы НАТО, когда голос страны в ООН игнорируется, когда международные финансовые институты демонстративно выдвигают условия. Россия не просит об особых и льготных условиях. Но она вправе рассчитывать на то, что ее ослаблением не воспользуются слишком легковесные в своих геополитических размышлениях политики. Но если она усомнится в дружественности проводников второй волны расширения НАТО на восток, если она ощутит вызов на Каспийском море, если ее влияние в Европе будет девальвировано, тогда реализуются условия, о которых говорил великий Дьюи, и она усомнится в целесообразности дружбы с Западом.
Агония спонтанного реформизма
А что же Россия? Куда ты мчишься, гоголевская тройка-Русь? Выступая недавно в Стэнфордском университете, прежний заместитель государственного секретаря США Строуб Талбот поделился «мнением многих»: в пропасть. И другие народы, посторонясь, с изумлением смотрят на лихую погибель. Лондонский журнал «Экономист» подсказал слово для определения того процесса, когда неспособность управлять страной становится очевидной и, заполняя вакуум, за дело управления берутся пришлые из других стран: колонизация. В 2005 году правительство Соединенных Штатов выделило 780 млн. долл. для мониторинга ядерных объектов России, для конверсии, для переработки оружейного плутония. Десятки миллионов, выделены для предотвращения согласия российских ядерщиков работать в странах, чьи цели США не разделяют555. «Экономист» размышляет: «Когда страна испытывает недостаток в людях, в управлении, способном поддерживать основные процессы жизнедействия, рано или поздно вакуум начинают заполнять иностранцы. Называется это колонизацией. Еще рано говоритъ определенно, но что-то вроде этого уже начинает происходить в России»556. Иностранные врачи работают над предотвращением эпидемий. Полицейские Запада борются с российской коррупцией. Филантроп Сорос помогает четырем тысячам российских ученых, финансирует создание учебников, переобучение прежних армейских офицеров. Ведущие бизнесмены страхуются в западных фирмах. В то же время возможности российского государства резко сократились, российский государственный бюджет приблизился по объему к ирландскому.
Исходя из опыта двадцатого века, трудно напрочь отрицать сравнение, которое делает великий испанский философ X. Ортега-и-Гассет между Испанией и Россией. «Обе страны оказались населенными расой-народом, испытывающим недостаток в выдающихся личностях. Славяне — могучее народное тело, над которым едва подрагивает крошечная детская головка. Разумеется, некое избранное меньшинство имело положительное влияние на жизнь русских, но по малочисленности ему так и не удалось справиться с необъятной народной плазмой». И отечественному наблюдателю трудно смириться с тем, что у российского общества не нашлось необходимых культурных и творческих сил, чтобы избавиться от массового увлечения сугубо поверхностным подражательством, суметь на критическом повороте увидеть опасность, действовать совместно и сплоченно, оставляя в стороне разногласия, видеть главное, ощутить ленту русской истории, услышать голос здравого смысла.
В ходе агонии распада страны симпатии Запада оказались недостаточными для легитимации власти Горбачева внутри страны. Это и породило удачливого соперника. Их битва окончательно сокрушила создававшееся тысячелетие государство. Коллапс коммунизма был функцией искаженного типа ускорения модернизации, корректирующей себя. Ведь еще в 1965 г. X. Арендт утверждала (справедливо), что все подлинные революции были в конечном счете прежде всего результатом давления, оказываемого стремлением к модернизации. (В современной западной теории примерно такие же позиции занимают Айзенстедт, Боумен, Холмс).
Встречая чужую культуру, Запад действовал и действует преимущественно двумя способами, так сказать, сверху и снизу. Сверху происходит дискредитация местных лидеров, утрата ими авторитета в глазах собственного народа. Вслед за этим следует дискредитация прежнего социального порядка, системы духовных ценностей, структуры безопасности данного народа. Коллективное его существование в базовом смысле начинает зависеть от внешних сил.
После дискредитации автохтонного правительства начинается вестернизация «снизу» посредством деятельности миссионеров, инвесторов, торговцев, ученых, специалистов, западных людей с воображением и авантюрной хваткой. Их эффективность создает неистребимую привлекательность, что быстро готовит слой местных почитателей и компрадоров. Культура Запада, гуманитарные ее аспекты, помогают при этом удивительно — вплоть до фактического ослепления образованного слоя. Открывшаяся миру местная экономика немедленно становится зависимой от индустрии, искусства и науки Запада.
Поразительно, но униженные культуры именно по собственной воле изменили даже свой внешний вид: африканцы оделись, китайцы обрезали косички, русские сбросили кафтаны. Предметом глобальной имитации стали западные вкусы, обычаи, привычки, моральные нормы, мировоззренческие позиции. Ведь именно Запад так или иначе показал пути прогресса. Тотальность этого вызова привела к тому, что незападные культуры отступили в глубину. Именно там, в глубине оригинального цивилизационного психологического склада готовилось своего рода «контрнаступление», черты которого обнажились в конце XX века. Психика — последнее убежище униженных и отступивших перед Западом цивилизаций — оказалась плацдармом, на котором незападные цивилизации после смерти идеологий начали свое возвратное движение.