Большая война Сталина

Мелехов Андрей Михайлович

Весьма откровенные заявления в отношении международных вопросов кукловод съезда порой вставлял в речи людей, не имевшим к подобным темам ни малейшего отношения. Так, например, тов. Доронина из Курска после рассказов об успехах курчан в деле колхозного строительства и освоения магнитной аномалии вдруг занесло в несколько неожиданную сторону: «Следует также напомнить господину Гитлеру, – вещал он с трибуны, – что в период Семилетней войны русские войска взяли Берлин. Наконец, господин Муссолини не должен забывать, что под руководством великого русского полководца Суворова русские войска спускались в Северную Италию, поднимались на крутизны Альп, пробирались через неведомые ущелья и проходили через Чортов мост. Мне кажется, что после выступления т. Ворошилова нам всем ясно, что если фашисты попытаются притти к нам, то наша Красная Армия ответит таким двойным ударом, от которого они не только за реку подираху, но и кое-что порастеряху (Бурные аплодисменты). Товарищи! На нашу долю выпала историческая миссия – положить начало освобождению всего человечества от ига эксплуататоров… Пройдут годы, пройдут десятилетия, и освобожденное человечество во всем мире всегда будет с гордостью вспоминать о нас…» (там же, с. 429).

А вот что говорил, отражая общий воинственный настрой делегатов, писатель М. Шолохов: «Мы, писатели, надеясь в будущем по количеству и качеству продукции обогнать кое-какие отрасли промышленности, никак не собираемся обгонять одну отрасль – оборонную промышленность, во-первых, ее все равно не обгонишь, а во-вторых, это такая хорошая и жизненно необходимая отрасль, что ее просто как-то неудобно обгонять. (Смех.) Пусть она растет и дальше нам на доброе здоровье, а врагам на смерть. (Аплодисменты.) Советские писатели, надо прямо сказать, не принадлежат к сентиментальной породе западноевропейских пацифистов (прим. автора: прошу обратить внимание на то, что в 1939 году слово «пацифист» стало в СССР почти что ругательным). Мы живем и работаем под руководством т. Сталина, а это нас ко многому обязывает и многому уже научило (прим. автора: это уж точно…)…Разгромив врагов, мы еще напишем книги о том, как мы этих врагов били по-ворошиловски. Книги эти послужат нашему народу и останутся в назидание тем из захватчиков, кто случайно окажется недобитым. (Аплодисменты.)» (там же, с. 476).

Ближе к концу съезда последовал ряд речей представителей родов войск, также не преминувших подсказать потенциальным противникам, как именно они планировали отражать их агрессию. Так, «с приветственным словом» от летчиков выступил тов. Денисов: «Мы, советские летчики, давно уже овладели как высотными, так и бреющими полетами. И верьте, товарищи, наша Красная Авиация бреет чисто, так чисто, что ни одного наглого врага не оставит там, где он должен быть сбрит. Мы, летчики, хорошо поняли исторический доклад т. Сталина на XVIII съезде партии и его слова о капиталистическом окружении. И если фашистские любители чужого добра осмелятся напасть на мирный труд нашего 170-миллионного народа… то ответ у нас будет один – на крыльях советов мы понесем смерть фашистским поработителям, понесем свободу и счастье рабочим стран агрессоров… Да здравствует отец советского народа, вождь мирового коммунизма, наш родной, великий Сталин! (Бурные продолжительные аплодисменты. Возгласы: “Привет сталинским соколам!”, “Ура!” в честь т. Сталина.)» (там же, с. 507).

От артиллеристов съезд приветствовал тов. Ростунов: «Советские артиллеристы стреляют метко и без промаха, они в совершенстве владеют сложной боевой техникой. Грозные жерла наших орудий всегда повернуты в сторону неспокойных и чванливых соседей. (Аплодисменты.)… Красные артиллеристы силой своих снарядов выроют на вражеской земле такую глубокую воронку, что в ней будет погребена вся фашистская мразь, весь мир насилья и зла. (Аплодисменты.)… Наша артиллерия – артиллерия наступательного действия. Ураганом ворвется Красная Армия во вражескую землю и убийственным артиллерийским огнем сметет врага с лица земли. (Продолжительные аплодисменты.)» (там же, с. 508).

От пехоты и прочих родов войск делегатов приветствовал будущий герой-десантник тов. Родимцев: «В грядущих сражениях с врагами нашей родины Красная Армия… будет смело и победно наступать согласно своему боевому уставу на территорию напавшего врага…(Бурные аплодисменты.)» (там же, с. 510).

От политработников выступил член Военного совета Второй Отдельной краснознаменной армии тов. Бирюков: «Человечество уже давно ждет освобождения от капиталистических пут. Это освобождение несет новый передовой класс – пролетариат. И пусть не удивляются империалистические хищники на Востоке и Западе, если в час решительных боев с загнивающим капитализмом наши силы, силы пролетарской революции, вооруженные силы Советского Союза… везде будут встречены как силы освобождения от капиталистического рабства и фашистского мракобесия. Тылы капиталистических армий будут гореть. Сотни тысяч и миллионы трудящихся поднимутся против своих поработителей. Капиталистический мир беременен социалистической революцией. По всему миру носятся громовые раскаты Великой Октябрьской социалистической революции, собирая силы пролетарской революции на последний и решительный бой. Да здравствует грядущее торжество социалистической революции во всем мире! Да здравствует гениальный полководец сил мировой пролетарской революции, наш вождь, наша гордость и слава, родной наш Сталин! Ура! (Продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, приветственные возгласы.) (там же, с. 613).

И т. д., и т. п… В целом же, последний предвоенный съезд «ордена меченосцев» (так, напомним, называл большевистскую партию И. В. Сталин) можно сравнить со сходкой собравшегося в набег племени людоедов. Поклонение засохшей мумии почившего колдуна; «установочная» речь вождя; повторяющие друг друга заклинания шаманов-выступающих, прерываемые бодрящими звуками тамтамов-аплодисментов; человеческие жертвоприношения «бухаринских выродков» и «троцкистских ублюдков»; хвастливые выкрики молодых воинов о том, что их копья – «самые острые и наступательные в мире». А в заключение – буйные пиршества на приемах и в гостиницах. С дежурными тостами, пьяным братанием-целованием и тяжелым отвратительным похмельем наутро. В целом – своеобразная сессия коллективного самовнушения, эдакая психологическая накачка, предшествующая благородному делу внезапного ночного «освобождения трудящихся» и «экспроприации экспроприаторов». Невольно вспоминаются слова великого поэта, ненадолго пережившего октябрьский переворот: «И будем мясо белых братьев жарить»…

Последние колебания Гитлера

Оказывается, первоначальная дата, намеченная Гитлером для нападения на Польшу, – 26 августа 1939 года. Об этом я впервые узнал из уже упоминавшейся выше книги Ричарда Овери «1939. Countdown to war», посвященной последним дням перед началом Второй Мировой. Вот что он пишет по этому поводу (здесь и далее перевод с английского мой): «Война должна была начаться утром 26 августа с немецкого вторжения в Польшу. Гитлер приказал, чтобы все продолжавшиеся в течение августа мобилизационные мероприятия держались в полном секрете. Он потребовал, чтобы мобилизация пока не касалась гражданского населения, а сама подготовка к войне происходила без надлежащего юридического обеспечения и формального объявления. 24 августа, после успешного завершения переговоров с Советским Союзом, он приказал атаковать утром 26 августа» (с. 19). Таким образом, достижение договоренности со Сталиным, которая, как тогда считал Гитлер, избавляла Германия от опасности войны на два фронта, послужило отмашкой для отдачи приказа на завершение развертывания Вермахта. Попутно процитируем одно любопытное свидетельство У. Ширера: «Молотов предлагал как раз то, что требовалось Гитлеру. Он даже предлагал то, что сам Гитлер предлагать не осмеливался…» «Предложение о германо-советском пакте о ненападении исходило от русских – в то самое время, когда они вели переговоры с Францией и Англией о том, вступят ли они в войну с Германией для предотвращения дальнейшей агрессии…» («Взлет и падение Третьего рейха», с. 543). Он же подсказывает, какое значение «бесноватый» придавал возможности заключения сделки с Советами: «В течение последующих суток – с вечера 20 августа, когда телеграмма Гитлера Сталину передавалась по телефону в Москву, до вечера следующего дня – фюрер находился в состоянии, близком к срыву. Спать он не мог» (там же, с. 549).

Конец ознакомительного фрагмента.