Большая война Сталина
Шрифт:
Р. Иринархов суммирует все эти говорящие одно и то же факты следующим эмоциональным образом: «Так неужели все эти тревожнейшие, прямо кричащие о войне донесения с западных границ и от советских разведчиков не доходили до сведения высшего руководства страны и армии и никак не повлияли на их действия по предотвращению этого удара? Да не может этого быть!.. Если на карту Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии поставить флажки с собранными разведкой данными о сосредоточении и группировках немецких войск, то даже не посвященному в военные дела человеку станет ясно то тревожнейшее положение, которое сложилось на западной границе СССР летом 1941 года. В каждом населенном пункте, селе, хуторе, которые находились вблизи границы с СССР, расположились вражеские войска. Не на отдых же они сюда пришли?» (там же, с. 388). Лучше и не скажешь! Однако попрошу запомнить про «флажки на карте» до того момента, когда речь зайдет о флажках уже на советской территории – в приграничных лесах, забитых теперь уже советскими войсками… Я специально привел рядышком даты как получения тревожных известий, так и некоторых мер, которые принимались руководством СССР.
Процитирую официальную советскую «Историю второй мировой войны»: «В связи с обострением общей обстановки Коммунистическая партия и Советское правительство с конца апреля 1941 г. в срочном порядке приняли меры к повышению боевой готовности… Скрытно
Как замечает немецкий историк (и бывший переводчик Гитлера) Пауль Карель (Paul Carell), «…25 апреля 1941 г. военно-морской атташе Германии в Москве в своей телеграмме, отправленной в верховное командование ВМФ через министерство иностранных дел в Берлине, сообщал: «Слухи о неминуемой войне между немцами и русскими ширятся. Британский посол (!) называет дату ее начала – 22 июня (!). Из этого следует, что по крайней мере за два месяца до нападения Германии на Советский Союз половина жителей Москвы находилась в курсе планов Гитлера – знала о готовившемся вторжении» («Восточный фронт», том 1, с. 46).
Чувствовали приближение войны и в других местах СССР. Артем Драбкин и Петр Михин в книге «Мы дрались с тиграми» приводят воспоминания А. В. Рогачева, проживавшего перед войной в городе Ефремов Тульской области. В его школе в ночь с 21 на 22 июня 1941 года состоялся выпускной вечер. «Настроение-то у нас, – вспоминает Рогачев, – было веселое, а у преподавателей и некоторых приглашенных родителей не особенно радостным… Видимо, они чувствовали, что надвигается война. Об этом же писал в письмах старший брат Владимир, который со 2-го курса Московского гидрометеорологического института был в 1939 году (!) призван в армию. Окончив курсы, он служил авиамехаником в истребительном полку, стоявшем у самой границы возле Бреста. Некоторые предложения в его письмах были вымараны цензурой, но я помню, что в первых числах июня пришло письмо, где было написано: «Мама и папа, не надейтесь на скорую встречу. Приближается война, в которой нам придется участвовать». Родители, особенно мать, конечно, переживали» (с. 209). Нерадостных учителей можно понять: их самих вовсю «призывали под знамена». В очередной книге А. Драбкина – «Мы дрались на Т-34» – приводятся следующие слова ветерана В. П. Брюхова, учившегося перед войной в городе Оса Пермской области: «В мае 1941 года к нам в город приехали двое осинцев, окончивших перед войной училище: Брюханов и Волошин. Перед убытием в часть они получили краткосрочный отпуск и заехали в родные края… Я к ним все приставал с вопросами: “Расскажите, как там, в армии?” А они мне: “Отстань, вот пойдешь в армию, там тебя всему научат. Единственное, что их всегда спрашивали: “Война будет?” – “Да, война будет скоро. Думаем, в середине июня”» (с. 161). Заметим, что о скорой войне знали лейтенанты, которые даже не успели доехать до своих частей… Но это не удивительно: в Богом забытой Осе и так об этом слышали! «Но мы и так знали, что война будет скоро, – свидетельствует В. П. Брюхов, – потому что в 1941 году началась мобилизация, развертывание боевых частей. У нас забрали в школе очень многих преподавателей, которые окончили офицерские курсы. Многие подпали под призыв в возрасте где-то 34-35 лет. И у нас резко сразу сократилась учеба. Многие преподаватели пришли из институтов, из училищ, а старших забрали для комплектования войск. То, что война на пороге, понимали все, но подспудно надеялись, авось пронесет. И все же начало ее оказалось неожиданным, оно потрясло всех…» (там же). В том же сборнике А. Драбкина приводятся воспоминания ветерана А. С. Шлемотова. «Попал я, – пишет он о своей военной судьбе, – на Дальний Восток в 51-й Кяхтинский кавалерийский пограничный отряд (прим. автора: то есть в НКВД) и там прослужил до начала войны. О том, что война скоро начнется, мы знали заранее. В погранвойсках тогда служили три года, но после первых двух лет был положен отпуск. И вот уже третий год идет, а нас не отпускают с нашей заставы. И разговоры везде ходят, что совсем скоро война. Мы думаем: как же так, перед войной и не побудем дома? Пригрозили, что будем писать во все инстанции. Тогда нам все-таки дали отпуск. Как раз накануне войны: в первых числах мая» (с. 304). В этой связи важно отметить, что о «скорой войне» даже рядовые пограничники на Дальнем Востоке знали уже как минимум в апреле 1941 года! Дальше еще интереснее: «Перед дорогой нас даже инструктировали, что мы должны делать, если война застанет нас дома или по дороге. Нужно было вне зависимости от обстоятельств возвращаться в свою часть…» (там же).
Тот же А. Драбкин в другой книге – «Мы дрались на Ил-2» – приводит свидетельство бывшего летчика-штурмовика П. Е. Анкудина: «Слухи о грядущей войне постоянно ходили. В апреле (1941 года) я поехал в отпуск к двоюродному брату, Мельникову Владимиру Васильевичу, в Полоцк, где он был начальником политотдела одной из дивизий. Он меня встретил такими словами: «Чего ты приехал? Скоро война будет. Уезжай отсюда» (с. 86). А вот воспоминания другого летчика-ветерана – И. И. Коновалова, приведенные в той же книге: «Весной (1941 года) нас повезли в лагеря, располагавшиеся у села Михалишки (прим. автора: Западная Белоруссия), где мы продолжали летную подготовку. Приближение войны чувствовалось во всем. По ночам мимо нас по шоссе шли танки, артиллерия, пехота, которые на день рассредотачивались и маскировались в лесах. К границе стягивали войска, а раз стягивают войска, значит скоро война. Но мы были убеждены, что перебьем немцев» (там же, с. 155). То, что ночные передвижения войск П. Е. Анкудину не приснились, подтверждает и ветеран Д. П. Ваулин, тоже бывший накануне войны курсантом в Западной Белоруссии: «Летать на нем (прим. автора: бомбардировщике СБ) начали в мае, когда подсох наш аэродром у деревни Новое Гутково, около автомобильной трассы Слуцк – Барановичи… Приближение войны чувствовалось. Шоссе было рядом, и мы знали – по ночам там проходили танки с потушенными фарами. Самолеты без конца летали. В общем, обстановка была напряженная» (Артем Драбкин, «Я дрался на бомбардировщике», с. 35).
Считаю нужным сказать несколько слов о воспоминаниях ветеранов, приведенных в очень нужных и информативных книгах А. Драбкина. Во-первых, он интервьюировал участников войны уже в начале XXI века – когда, к сожалению, немногие из них оставались в живых. Если бы подобный проект был осуществлен хотя бы в 60-х, уверен: таких свидетельств были бы сотни, если не тысячи. Во-вторых, специального вопроса – «А знали ли вы о скором начале войны?» – он своим собеседникам, насколько я могу судить, не задавал. Если ветераны говорили об этом, то исключительно по собственной инициативе – потому что это действительно намертво осталось в их памяти и, по их мнению, было достойно упоминания. В-третьих, они говорят практически одно и то же: о скорой войне знали чуть ли не все советские граждане.
М. Зефиров и Д. Дегтев в книге «Все для фронта?» приводят фрагменты из дневника профессора Н. М. Добротвора (Александрова), трудившегося перед войной в Горьковском Институте марксизма-ленинизма:
«19 июня. Четверг. Горький.
Отпуск приближается. Но как, куда ехать. События нарастают. Очень пахнет войной, можно сказать, разразится на днях. А так хочется отдохнуть…» (с. 254).
А вот что написал по этому поводу в своих воспоминаниях бывший британский премьер-министр Уинстон Черчилль (Winston Churchill): «В пятницу вечером 20 июня… я знал, что немецкое нападение на Россию – дело нескольких дней, а то и часов. Я собирался выступить по радио с заявлением по этому поводу вечером в субботу…» (с. 455, здесь и далее перевод с английского мой). Интересно в этой связи вспомнить свидетельство флотского замполита И. И. Азарова, упомянувшего сообщение английского радио на эту тему, переданное «открытым текстом» «днем 21 июня»… Разумеется, своей озабоченностью судьбой СССР в случае агрессии английский премьер неоднократно делился с советскими руководителями. Те, правда, вполне справедливо полагали, что вступление Советского Союза в войну на стороне Великобритании было бы в интересах последней. Не оставалось в стороне и правительство США: «Еще более точная информация, – подсказывает Черчилль, – посылалась Советскому правительству Соединенными Штатами» (там же, с. 454). То, что Черчилль говорит правду о помощи США, подтверждает и У. Ширер: «Как утверждает Халл (прим. автора: бывший в то время госсекретарем США), государственный департамент, получив в первой декаде июня донесения из своих посольств в Бухаресте и Стокгольме о том, что Германия вторгнется в Россию в ближайшие две недели, препроводил копии этих донесений своему послу в Москве Штейнгардту, который передал их Молотову» («Взлет и падение Третьего рейха», с. 867).
О скорой войне знали все: от офицеров Генштаба и дипломатов до семей военных и обычных обывателей. И немудрено: в июне 1941 года в Вооруженных Силах (без учета войск НКВД) служили не меньше пяти с половиной миллионов советских граждан. Еще до начала войны начался тайный призыв минимум 800 тысяч запасников.
Уверяю, что это далеко не полная коллекция подобных высказываний только из одного шкафа моей не самой большой домашней библиотеки.
О войне знали и говорили, потому, что не заметить приготовлений к ней было просто невозможно. Да и как может быть иначе, когда в армию призывают твоего сына, брата, мужа, жену, соседа? Когда за опоздание на завод сажают в лагеря? Так о какой же внезапности идет речь?.. Просто подавляющее большинство знавших о скорой войне советских граждан совсем иначе представляли себе ее начало…
Часть 2
«Без объявления»?..
Как объявлялась «необъявленная» война
За свою жизнь я прочитал немало книг, посвященных теме нападения гитлеровской Германии на СССР, изданных в разное время и в разных странах. Удивительно, но Нота-меморандум германского правительства об объявлении войны Советскому Союзу попала мне на глаза лишь в 2009 году – когда я прочитал замечательную по подобранному фактическому материалу работу Р. С. Иринархова «Киевский особый». И это странно: казалось бы, как минимум краткому анализу этого важнейшего документа должен уделять внимание всякий серьезно изучающий данный вопрос историк. В конце концов, Нюрнбергский трибунал отправил на виселицу министра иностранных дел фашистской Германии Риббентропа в том числе и за то, что он эту Ноту будто бы не готовил и войну якобы не объявлял. По крайней мере, на процессе представители СССР категорически отрицали следующие легко подтверждаемые факты: