Большая зачистка
Шрифт:
— Виноват, исправлюсь, — походя бросил Турецкий. — Исполнитель тебе подойдет? Киллер — по-иностранному. Хотя это теперь уже давно русское слово.
— А в чем причина твоего интереса к тому делу?
— Три взрыва автомобилей. Похоже, одна рука действовала. Или один источник снабжения взрывчаткой.
— Принимается. Дальше?
— Всех непойманных «палашей» — по списку. А также тех матвеевских, которых мы не поймали, — опять-таки по нашему списку. Это не так много, как кажется. В общей сложности десяток-полтора.
Телефонный звонок прервал
— Отлично! Премного благодарен! Все! В шляпе! — и с уважением положил трубку на место.
— Костя, перед кем это ты шапку ломал? — усмехнулся Турецкий.
— А перед Тимофей Тимофеичем! — со значением сказал он.
Так звали одного из патриархов Экспертно-криминалистического управления Зинченко, талант которого мог сравниться разве что с поистине Божьим даром знаменитого Семена Семеновича Моисеева, давно удалившегося на пенсион, с которым в одной упряжке прошли, пожалуй, лучшие годы всех троих, сидящих сейчас в кабинете.
Турецкий с Грязновым оживились.
— Ну и что? — не выдержал первым Вячеслав.
— А то, — торжественно заявил Меркулов, вставая, — что из «ТТ», взятого при обыске у Маркова, был застрелен господин Скляр Олег Николаевич, а из револьвера Прилепы — господин Матюшкин. Поздравляю вас. Можете бежать за вещественными доказательствами. Но… не увлекайтесь, — предупредил уже строго. — Завтра — тоже рабочий день.
Грязнов и Турецкий дружно поднялись и направились к двери.
— Не увлекайтесь! — еще строже повторил Костя и поднял указательный палец.
— Ты понял что-нибудь? — спросил Грязнов уже за дверью.
— Я — исключительно как команду. А что, есть сомнения?
— Чего он палец-то задрал? Опять же — не увлекайтесь. Два раза повторил.
— Ты считаешь, что поднятый палец — указание только на одну бутылку? — Турецкий даже остановился, недоверчиво глядя на Грязнова.
— Да, — остановился и Вячеслав. — Но сказал-то он дважды? Так как будем понимать?
— Так, как сказал, — безапелляционно заявил Турецкий. — Дважды, значит, две. Будет возражать, скажем, что не поняли. Сам виноват, пусть выражается четче. А то феня ему, видишь ли, моя не нравится…
День спокойно приближался к своему концу. Медленно пустела вторая бутылка коньяка. По кабинету плавал приятный запах цветущих роз и свежего лимона.
Ну, насчет роз, наверно, сильно сказано, это почти недостижимый, иначе говоря, «шустовский» вариант. Им, разумеется, не пахло, но ведь и не клопами, как думают люди, ни черта не понимающие в коньяках.
Разговор шел также замедленно, но, как всегда в компании мужчин, находящихся под градусом, исключительно на производственную тему. Да и о чем еще говорить-то… Не о бабах же!
— Я хотел с вами, друзья мои, посоветоваться вот еще о чем, — сказал он и сделался совершенно трезвым. — Давайте обсудим. Вопрос очень серьезный.
Грязнов с Турецким вопросительно уставились на него.
— Речь пойдет о найденных нами… материалах.
— А что тебе неясно? — поджал губы Грязнов.
— Вопрос: как отдавать?
— А-а, вон ты о чем! — протянул Турецкий. — Это, Костя, для нас со Славкой слишком высокая политика, где ломают не только руки-ноги, но и головы. Нам это надо, Вячеслав?
— Нам это не надо, — ответил Грязнов. — Но тем не менее твой очень серьезный вопрос, Костя, я расцениваю исключительно как проявление высшей степени доверия к нам. А раз это так, позволю дать совет. Делай, как обещал. И никто тебе не докажет, что ты был не прав. Я внятно изъясняюсь?
— Более чем, — подтвердил Турецкий. — Но поскольку вопрос все-таки был задан, значит, Костю мучают сомнения. Я даже могу назвать вслух адрес и фамилию источника его сомнений. Лубянка, Жигалов. Плюньте в меня оба, если я не прав.
— Ты прав, увы, — вздохнул Костя. — Как граждане России мы обязаны в первую очередь думать о безопасности собственной державы…
— Не надо, Костя, — поднял ладонь Турецкий. — Вспомни, какой год на дворе.
— Патриотизм — понятие вневременное.
— Фигушки! — возразил Турецкий. — Где он, скажи, наш хваленый советский патриотизм? Да это же нынче площадное ругательство! Или нет?
— Или, — кивнул Костя. — Исходя из постулата…
— Не темните, господин генерал-полковник юстиции, — вмешался Грязнов. — Вы хотите снять копии этих материалов? На всякий случай, да?
— А совесть, Костя? — сказал Турецкий. — Про вас со Славкой я не говорю. Как сочтешь нужным, так и поступай, но если вдруг однажды где-то по причине какой-то утечки или просто из-за разгильдяйства либо по злому умыслу всплывет на свет нечто, отдаленно напоминающее то, что одно юное дарование спиз… пардон-с, сперло из пентагоновских компьютерных сетей, то… что будешь делать, Костя? Как взглянешь в глаза твоей разлюбезной Джеми Эванс, а? Кто нам поверит после?.. А может, я чушь несу.
— «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…» — фальшивя, пропел Грязнов.
— Во! — восхитился Турецкий. — Видишь теперь, Костя, до чего ты довел человека своим… своей… короче, неуверенностью?
— Значит, вы согласны со мной? — серьезно сказал Костя.
— С чем?! — хором воскликнули слушатели.
— С тем, чтобы все немедленно отдать Питеру и добавить ему крепкого пинка под зад, чтоб он скорее оказался в своей Америке?
— Умная мысль, — резюмировал Грязнов. — И вообще, от безделья он здесь слишком много ест.