Большая зачистка
Шрифт:
— И пьет, — добавил Турецкий. — Когда состоится передача?
— А этого мы не станем произносить вслух. Позвони ему и скажи, что я жду его завтра с утра. Пусть и он звонит в свое посольство и закажет билет на ближайший рейс. А я попозже, ночью, позвоню миссис Джеми… Ну что же вы замолчали? Остановились? Вячеслав, я, что ли, должен наливать? Совесть у вас есть?
— За что люблю шефа? — захохотал Турецкий. — За отчаянность!
— Да, за это просто необходимо выпить! — провозгласил Грязнов, поднимая рюмку.
— Костя, — сказал через несколько минут Турецкий, — только честно… А в чем там дело? Нет-нет, госсекреты
— Если вообще, то… Тут, как бы сказать, такая ситуация… Ну, короче, речь идет об американском присутствии в Персидском заливе. Они, кстати, в отличие от нас, совсем не стесняются говорить о своих жизненных интересах и защищать их. Даже у нас под боком. Ну а еще там идет речь об Иране. Короче, империалистические игры — Иран, понимаешь, Ирак, нефть, эмбарго и прочее. Нет, если по чести, нашим службам эта информация определенно пригодилась бы. Но…
— Ну да, — понимающе кивнул Турецкий, — ты опасаешься агентов влияния в нашем дорогом правительстве, так?
— Я бы удивился, если бы их не было, — мрачно хмыкнул Меркулов. — Поэтому и никаких тайн мы сохранить все равно не сможем. Лучше не знать. Я так думаю. Не прав?
— Костя, — решительно заявил Турецкий, — я, кажется, созрел для того, чтобы начать изрекать… Слушайте. Пит прибыл не за теми секретами, которые имеют отношение к нам. Они там тоже давно не дураки. И раз уж поднялся хипеж, значит, могут пострадать исключительно штатовские интересы. Если кому-то захочется узнать, по какой причине шум, он, честное слово, узнает. Без нас. И флаг, как говорится, ему в руки. Но! У нас остается один деятель, который может наши самостоятельные действия посчитать нарушением всего. Этот тип называется Жигаловым. И я, «Господа Сенат», кажется, придумал, как нам поступить. Чтоб и мы были целы, и Жигаловы — сыты. Мы таки сделаем ему подарок. Вообще говоря, у тебя, Костя, уже наверняка мелькнула эта мыслишка, поэтому я не буду приписывать авторство себе. Я просто решил согласиться с тобой. И Славка тоже.
— Но я же ничего не говорил! — вскинул голову Меркулов.
— А мы все равно согласились. Правильно. Парень он талантливый. Будет просто принципиально неверно, если наша отечественная пенитенциарная система превратит его в кретина. А еще хуже — в петуха. Мы просто обязаны встать на защиту редкостного таланта. Он ведь может и условным сроком отделаться, так, Костя?
— Это уж как суд решит…
— Наш справедливый суд решит именно так, как ему подскажем не мы с тобой и даже не президент со всей своей ратью, а какой-нибудь совсем незаметный человечек с Лубянки. И никуда после этого он, наш родненький и независименький, не денется. Да и заседание, поди, будет закрытым. А о присяжных вообще речи не пойдет. Зато у генерала появится большое утешение. Захотят снова поэкспериментировать, их дело. А парню надо объяснить, что для него это — единственный и вовсе не смертельный выход.
— А ведь Саня прав, — покачал головой Грязнов.
— Это не я прав, а Костя, который давно уже все для себя решил. Ну, колись!
— Да ладно вам, ребята, — вздохнул Костя. — Ей-богу, какие-то вы странные все-таки, не могли взять три…
— Костя!! — вопль наверняка услышали даже постовые на проходной. — А мы, дураки, сомневались!..
Костя Меркулов уехал домой, пожалуй, впервые за долгое время в полуразобранном состоянии. В нем даже проснулись позабытые отеческие чувства. Его так и тянуло расцеловаться с друзьями, словно с родными детьми. И под занавес, поднимая последнюю рюмку, все трое тихонько, чтоб не слышала наружная охрана здания, все-таки спели. Старую, которую уже давно и не вспоминали…
Я возвращался на рассвете,
Был молод я и водку пил,
И на цыганском факультете
Образованье получил…
Ах, как хорошо вышло. Главное — дружно.
Но, уложив Меркулова в машину, Турецкий предложил Грязнову подняться в собственный кабинет, где Карамышев допрашивал Вадима Скляра и ожидал, когда Вячеслав Иванович, возвращаясь к себе, на Петровку, прихватит и задержанного. Сегодняшнюю ночь, как и ряд последующих, он должен будет провести в далеко не комфортных условиях следственного изолятора.
— А чего я у тебя забыл? — заупрямился было Грязнов. — Может, у меня другие планы!
— Слава, не артачься. Нам надо забрать нашего гения, а потом, ты разве забыл, что моя машина находится у тебя во дворе на Петровке? Ты соображаешь, что единственный транспорт, который на данный момент имеется у нас в наличии, это твой «форд» с водителем?
— Как долго ты говоришь, — морщась, вздохнул Грязнов. — А у тебя там еще выпить есть?
— Не знаю, может, есть, а может, и кончилось. Но ведь ты не будешь пьянствовать в присутствии задержанного таланта? И моего кадра? Подумай, что они про нас… скажут?
— Ну пойдем тогда, — безутешно сообщил Грязнов. — А у меня созрели такие планы!
— Да ведь ты уже косой!
— Саня, — строго заметил Грязнов, — ты прекрасно знаешь, когда надо, я умею собрать всю волю в кулак, вот так! — он сжал здоровенную свою «гирю» и потряс ею в воздухе. — И становлюсь способным не только трезво мыслить, но и действовать.
— Знаю, знаю, — засмеялся Турецкий. — Вот и соберись маленько.
— А я уже… разве не видно?
— Не очень пока.
— Сейчас… — Грязнов выпрямился, напрягся, постоял так минуту и взглянул на Турецкого совершенно трезвыми глазами. — Пойдем. Надо же этого хлюста действительно отправить в «Петры».
Карамышев со Скляром пили чай.
— Мы закончили, — сказал Сергей. — Вот, вас ждем. Можно ехать?
— Да, сейчас поедем. Только тебе, Сережа, я думаю, нужно отправляться домой. Вы не захотите удрать, молодой человек? — повернулся он к Вадиму.
Тот отрицательно покачал головой.
— Ну вот и хорошо. Езжай, мы сами управимся.
Когда Карамышев, простившись, ушел, Турецкий стал шарить по своим карманам, вынимая из них бумажки и кладя на стол. Некоторые смотрел, прятал обратно, другие кидал в урну. Утром их порежут в мелкую соломку. Наконец нашел то, что ему было нужно. Набрал телефонный номер.
— Николай Андреевич? Я не поздновато? Турецкий…
— Чуть не сказал вам добрый вечер, — отозвался Лаврухин.
— Да, доброго мало было. Хотя могу вам сообщить, что свою задачу на сегодня мы выполнили. У меня вот какой к вам вопрос. Что с Еленой Олеговной? Там-то хоть порядок?
— Да, охраны мы не снимали. Хотя я теперь честно и не знаю, что делать дальше…
— Понимаю вас. Но у меня будет просьба не оставлять ее какое-то время. Если это реально.
— Особых проблем нет, — вяло ответил Лаврухин. Он, видно, и сам находился на распутье.