Большая Засада
Шрифт:
— Согласиться, чтобы они забрали нашу землю?
— Обратите внимание, тетушка Ванже, на то, что я сейчас скажу. И вы тоже, Жаузе, Агналду и Аурелиу. Или мы говорим «ладно» и сдаемся, соглашаемся: вы работаете на своих наделах, я плачу за холм арендную плату, — или мы будем драться, чтобы защитить то, что нам принадлежит.
— Оно того стоит? — Жаузе снов плюнул. — Я никогда не видел столько жагунсо.
— Драка будет серьезная… — Капитан оглядел сержипанцев своими маленькими глазками и сказал уже тише: — Скорее всего мы проиграем. И даже так, Жаузе, я считаю, что оно того стоит, и кум Фадул, и друг Тисау думают так же. Мы решили драться.
Он задержал взгляд
— Мы сделали Большую Засаду, мы и вы, тетушка Ванже. А еще покойные Амброзиу и Алтамиранду, покойная Меренсия, все те усопшие, что лежат на кладбище. И разве я вру? Пока я жив, никто нами помыкать не будет.
Агналду захотел было перебить его, но капитан жестом попросил терпения:
— Я закончу, Агналду, и потом ты скажешь. Каждый волен поступать так, как ему захочется, тетушка. Точно так же вы и ваши сыновья. Вы можете пойти на соглашение, уйти навсегда или чтобы потом вернуться, а можете пойти в бой.
— Что касается меня, то я знаю, что буду делать. Не будет, как в прошлый раз, когда они не позволили мне… — Агналду взорвался и перешел на крик.
Ванже заговорила снова, все тем же спокойным голосом:
— Помните, капитан, когда вы встретили нас на дороге — беглецов из Сержипи? Со мной это тогда случилось во второй раз. Уже было подобное с землей моего отца. Я понимаю, о чем думает Агналду, он этого никогда не забывал. Про других не знаю, каждый сам за себя в ответе. Но могу вам сказать, капитан Натариу, вам, который был нам как отец: от этой земли, которая была сплошным лесом, когда мы пришли, никому не отдам ни пяди. Никому. Я отсюда уйду только ногами вперед.
— Мы сделаем так, как вы прикажете, мать. — Жаузе встал. — Пойдем работать.
— Бог вам за все воздаст, капитан, — сказала Ванже и вышла вместе с сыновьями.
Аурелиу, самый младший, во время встречи не сказавший ни слова, немного задержался и спросил:
— Вы можете дать мне какое-нибудь оружие, капитан? В доме оно есть только у Агналду. А я стреляю довольно метко.
Закон, друзья и подруги. Ружейным стволом, спусковым крючком револьвера, дулом карабина закон возвещал о своем прибытии. После наводнения и лихорадки.
Кто хочет, может уйти, пуститься в путь-дорогу, пересидеть подальше, переждать, пока все успокоится, чтобы вернуться потихоньку, опустив голову, подставить ее под ярмо и подчиниться приказам хозяина. Кто хочет, может унести ноги, сбежать, собрать пожитки и убраться. Теперь в Большой Засаде не место мошенникам и трусам.
Решив, что нужно делать, прежде чем принять последние меры, капитан Натариу да Фонсека, старый командир жагунсо, отважный головорез, то с Каштором, то с Фадулом, то с обоими, пошел по домам, стоявшим по обоим берегам, и объяснил каждой живой душе, что происходило и что произойдет.
Многим, зная их хорошо, он советовал вести себя благоразумно и уговаривал бежать. Если им не хватало отваги, то тогда и не было причин браться за оружие и сопротивляться. Это сложнее — ах, гораздо сложнее, даже сравнивать нельзя, — чем борьба с наводнением. А что до чумы, то закон еще смертоноснее.
Делать это стоило лишь тем, у кого были обязательства по договору: с Богом, добрым Богом маронитов, как в случае с Фадулом; со свободой, как у Каштора; с землей, добытой в поте лица, как у Ванже. У Короки был договор с жизнью. А когда кто-то получает власть и авторитет, то вместе с ними берет на себя обязательства и должен выполнять их. Это был случай капитана Натариу да Фонсеки.
В
Своим величественным появлением — в виде огромного облака, которое, чтобы разговаривать с Фадулом, принимало облик бородатого и косматого человека, — он прервал развратную ночь вакханалии, которую Фадул начал с того, что заключил в объятия вдову Жуссару Рамуш Рабат. Впрочем, она уже была замужней женщиной, и стала таковой уже довольно давно. Муж — молодой земляк Фадула, едва прибывший в эти места и благородно принявший «Восточный дом» и рога приснопамятного Халила. Затем могучий Абдала в том же самом сне получил двух сестер — замужних и кокетливых, и с обеими он крутил в былые времена, когда дьявол искушал его наследницами, достигшими брачного возраста, чтобы отдалить таким образом от Большой Засады. Это были сестры Адмы: страшной как долг, злой как собака, — на которой он почти женился. Это старая история, из тех времен, когда все только начиналось, и в хрониках Большой Засады ей места не нашлось, потому что события эти протекали в Итабуне. Это было бы занимательное и забавное повествование с уже знакомыми персонажами, такими как Фауд Каран, и с новыми фигурантами, например с неким Адибом Барудом, удивительным официантом из бара, — но эту историю рассказывать уже поздно.
Чтобы дополнить оргию этой одинокой ночи, даже дева Аруза, исчезнувшая с широкой кровати с травяным матрасом и клопами с тех самых пор, как бакалавр отвел ее с порванной целкой и надутым брюхом к алтарю, явилась к нему, чтобы отдать свою, все еще нетронутую, девственность. Целка Арузы превращалась в щелку Зезиньи ду Бутиа — эту бездонную пропасть. В последние ночи долгого мучительного ожидания Зезинья была его постоянной спутницей.
Добрый Бог маронитов брал его за плечо, тянул за руку, оттаскивая от женских грудей и впадин, чтобы предупредить об опасности, которая приближалась к Большой Засаде. Он открыл глаза, и Господь перевоплотился в переполошившегося верзилу Дурвалину, его приказчика:
— Сеу Фаду! Бандиты на подходе, сеу Фаду!
Его охватило необыкновенное возбуждение. Он и так-то все время был на взводе — его основная характеристика, — так вообразите, как он горячился сейчас! Фадул вскочил:
— Откуда ты знаешь?
— Педру Цыган сказал. Он в лавке, хочет поговорить с вами и с капитаном. Только капитана дома нет.
Умываясь в оловянном тазике, турок расспросил подробнее, и Дурвалину рассказал то немногое, что знал сам:
— Сеу Педру столкнулся с ними, когда шел сюда.
Сплетник потирал руки, чесал яйца и не мог скрыть нервного возбуждения. Фадул вытер лицо:
— Прямо сегодня ты отсюда уедешь.
— Я? Куда? Вы что, увольняете меня? Что я такого сделал?
— Дело не в этом. Ты ничего не сделал. Просто я не хочу, чтобы ты здесь был. Я не хочу, чтобы завтра твоя тетя обвинила меня, если что-то случится.
Дурвалину расхохотался в лицо хозяину:
— Тетушка Зезинья, когда послала меня сюда, сказала: «Лининью — так она меня называет, — ты останешься с сеу Фаду, будешь за ним приглядывать. Ни на шаг от него не отходи, потому что мой Турок — большой мальчик и все время попадает в разные заварухи». А уж заваруху хлеще нынешней сыскать трудно. И как же это вы хотите, чтобы я ушел? Что тогда скажет моя тетя?