Больше, чем это
Шрифт:
Но в верхних комнатах, включая чердак, ничего страшнее хлама нет. Никаких гробов.
В соседнем с этим доме явно жили индийцы – вся мебель застелена яркими покрывалами, кое-где мелькают фотографии жениха с невестой в традиционных индийских нарядах.
Но больше, сколько ни ищи, ничего необычного.
С растущим глухим отчаянием Сет разбивает садовым гномом следующее окно. Потом еще одно.
В каждом доме залежи пыли. И безлюдье.
Усталость одолевает, бороться с ней все сложнее и сложнее. На десятом или двенадцатом доме – Сет уже сбился со счета – у него уже не хватает сил даже
Сет приваливается к деревянному белому штакетнику. Снова весь грязный, перемазанный пылью десятка с лишним домов. Пустых домов. И ни в одном из них бесстыдно сияющий гроб даже приткнуть некуда.
Хочется плакать от бессилия, но Сет сдерживает слезы.
Что, в конце концов, он такого страшного обнаружил? Что нового выяснил?
Ничего такого, о чем он уже не думал бы раньше.
Он тут один.
Неважно, как он здесь очутился, откуда взялся гроб и как Сет оказался внутри, – ни папиного, ни маминого, ни Оуэнова гроба тут нет. И в соседних домах нет. Ни намека на человеческое присутствие – ни в небе, ни на железной дороге, ни на мостовых.
В этом непонятном аду он совершенно и абсолютно один.
«И между прочим, – думает он, плетясь нога за ногу обратно к дому, – ощущение не сказать чтобы незнакомое».
18
– Черт, Сетти! – Тон у Гудмунда непривычно серьезный, без стеба. – И что, они винят тебя?
– Говорят, что нет.
Гудмунд перекатился на бок и оперся на локоть:
– Но думают по-другому?
Сет неопределенно пожал плечами, более или менее подтверждая догадку.
Гудмунд положил ладонь на голый живот Сета:
– Погано.
Ладонь скользнула на грудную клетку, потом снова на живот и поехала вниз, осторожно, мягко, пока ничего не прося, просто сочувствующе.
– Но честное слово, – недоумевал Гудмунд, – это ж надо додуматься строить тюрьму рядом с жильем.
– Ну, не совсем рядом с жильем, – ответил Сет. – Там до нее еще примерно миля колючей проволоки и вышек. – Он снова пожал плечами. – Где-то же их надо строить.
– Aza. На острове. Или на каменоломне. Не посреди города.
– В Англии тесно. А без тюрьмы никак.
– Все равно. – Ладонь Гудмунда вернулась на живот Сета, указательный палец описывал плавный круг на коже. – Надо же додуматься!
Сет шлепнул по руке:
– Щекотно!
Гудмунд, улыбнувшись, положил ладонь обратно. Сет не стал противиться. Родители Гудмунда опять уехали на выходные, на улице хлещет злой октябрьский дождь, лупя по стеклам и громыхая по крыше. Время за полночь, часа
О том, что Сет ночует у Гудмунда, знали все – родители Сета, Эйч и Моника – но они не знали об ЭТОМ. И кажется, даже не догадывались. И тайна обретала от этого какую-то свою жизнь, превращалась в целую тайную вселенную.
Вселенную, которую Сет каждый раз мечтал не покидать никогда.
– Вопрос, конечно, в том, – протянул Гудмунд, лениво пощипывая пушок, идущий от пупка Сета вниз, – винишь ли себя ТЫ.
– Нет. – Сет лежал на спине, глядя в потолок Гудмундовой комнаты. – Не виню.
– Точно?
– Точно, – рассмеялся Сет тихонько.
– Ты же был совсем мелкий. Заставлять ребенка расхлебывать такие вещи в одиночку…
– Достаточно большой, чтобы понимать что к чему.
– Нет. Не настолько большой, чтобы взваливать на тебя этот груз.
– Гудмунд, мы с тобой одни, – напомнил Сет, перехватывая его взгляд. – Не нужно городить умные речи, ты не в классе.
Гудмунд принял упрек достойно и слегка прикоснулся губами к плечу Сета:
– Просто предположил. Ты, наверное, и тогда был таким же не по годам серьезным, как сейчас?
Сет в шутку ткнул его локтем в бок, но ничего не сказал.
– Твои родители, думаю, радовались, что у них такой «взрослый мальчик», – продолжал Гудмунд. – И мама решила (скрепя сердце, конечно): «Это же всего на несколько минут, а дело срочное, и Сетти присмотрит за малышом Оуэном пару секунд, пока я сбегаю куда там…»
– В банк.
– Неважно. Это ее косяк. Не твой. Но разгребать его одной слишком тяжело, поэтому она сваливает вину на тебя. Сама себя презирает, наверное, и тем не менее… Так что дело дрянь, Сетти. Не ведись.
Сет промолчал, вспоминая то утро гораздо отчетливее, чем хотелось бы и чем получалось обычно. Мама, войдя в дом, выругалась так громко, что Оуэн в испуге ухватил Сета за руку. Оказывается, только переступив порог, она спохватилась, что оставила полученную в банке тысячу фунтов там, в окошке кассы.
Только теперь Сет впервые задумался, на что, собственно, предназначалась такая куча денег наличными. Уже тогда все денежные операции шли в электронном виде – карточки, ПИНы, выписки со счета. Зачем мама столько сняла?
«Я мигом, – заверила она. Счет у нее был не в том банке, что на Хай-стрит, а в другом, чуть подальше и рангом пониже. Мама никогда раньше их туда с собой не таскала. – Десять минут максимум. Ничего не включайте и дверь никому не открывайте».