Больше, чем гувернантка
Шрифт:
Адам продолжал целовать ее, не выпуская из объятий и прижимаясь к ней бедрами, тщетно пытаясь облегчить мучительную пульсацию в промежности.
Он не должен был — не смел — требовать этого облегчения от женщины, которая на протяжении нескольких недель стоически переносила перепады его настроения, а нынешним вечером стала добровольным слушателем жалоб о его прошлых и нынешних горестях. Гувернантка его дочери. Она не могла дать ему отпор из страха быть уволенной.
Адам понимал, что катастрофический брак с Фанни сделал его
Елена пошатнулась, когда Адам внезапно оторвался от ее губ и отстранил ее от себя на вытянутых руках, пронзая свирепым взглядом. Она часто заморгала, пытаясь прийти в себя. Ее сознание было полностью затуманено страстным поцелуем Адама.
— Я не понимаю. Я что-то сделала не так?
Он отпустил ее и попятился назад.
— Это я все делаю не так, — отрывисто произнес он. — Мне не следовало… Прошу прощения. — Он покачал головой. — Можете смело залепить мне пощечину.
Елена заметила напряжение, сковавшее его плечи, быстро пульсирующую жилку на шее и свирепый блеск темно-серых глаз. Руки он снова спрятал за спину. Также от ее внимания не укрылось то, что он предложил ей наказать его так, как раньше с удовольствием это делала его жена.
— Я не стала бы этого делать. Возможно, вы раскаиваетесь в случившемся? — мягко спросила она.
Он печально усмехнулся:
— Зачем мне раскаиваться в том, что доставляло такое удовольствие?
Елена несколько расслабилась.
— И мне тоже, — призналась она, зная, что говорит правду. Она верила, что Адам не причинит ей боли. По крайней мере, физически.
Он глубоко вдохнул:
— Я поступил бесчестно, воспользовавшись вашим положением себе во благо.
Она непонимающе нахмурилась:
— Я похожа на женщину, которую к чему-то принудили или которой воспользовались?
— Нет. Но вы, должно быть, именно так себя и чувствуете…
— Адам.
— …и я тоже. — Тут он замолчал и посмотрел на нее. — Вы в первый раз обратились ко мне по имени.
— Да.
— Почему сейчас?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Потому что ваш поцелуй понравился мне столь же сильно, что и вам, и теперь я мысленно называю вас Адамом.
Он натужно сглотнул, отчего его кадык дернулся.
— Понравился ли он вам настолько сильно, чтобы вы захотели повторить его?
Елена понимала, что должна отказать ему, ведь в противном случае их отношения неизбежно изменятся. Вот только… после того, что Адам рассказал ей о своем браке, после того, как она побывала в его объятиях и отведала на вкус его губы, все уже неизбежно изменилось между ними.
Ей не с чем было сравнить этот опыт, кроме как с ужасающим поступком Невилла, но она не могла не понимать, что Адам целовал ее, как человек, умирающий в пустыне от голода
Елена понимала, что ей следовало бы испугаться столь яростного проявления страсти, что нужно оказать сопротивление, не поддаваться чарам своего привлекательного работодателя. И все же она поступала как раз наоборот, ей казалось, что нежность Адама раз и навсегда сотрет из памяти воспоминания о грубости Невилла.
Кроме того, прошло уже несколько месяцев с тех пор, как кто-то столь отчаянно жаждал ее общества, не говоря уже о мощном физическом влечении, какое только что с готовностью продемонстрировал Адам. Невилл, конечно, в расчет не принимался. Елене требовались приятные воспоминания, которыми она сумела бы заменить те, что остались от прошлого.
— Полагаю, да, — прошептала она.
Шагнув к нему, она снова прижалась к его груди и, запрокинув голову, твердо посмотрела ему в глаза. Такое приглашение Адам не мог и не хотел отклонять. Крепко обняв и прижав Елену к себе, он снова завладел ее губами, целуя их просительно и требовательно одновременно.
Но этого оказалось недостаточно. От Елены он хотел большего, гораздо большего. Ему было мало просто отведать ее поцелуй или провести губами по нежной, чувствительной коже шеи. Пульсирующее между ног напряжение требовало разрядки, и Елена наверняка обо всем догадалась. Она ведь не невинная девушка, взрослая женщина, вдова, способная распознать и ощутить силу желания мужчины.
Прикусив мочку ее уха, Адам прошептал:
— Я мечтал, воображал, сгорая от любопытства.
— Почему? — чуть слышно произнесла она, выгибая шею и подвигаясь к нему ближе.
— Будучи в отъезде, я постоянно думал о вашей груди.
Она резко вздохнула:
— В самом деле?
Он согласно кивнул:
— Мне было интересно, какого цвета у вас соски, розового или персикового.
Груди, о которых Адам говорил столь откровенно, тут же отяжелели от желания, им стало тесно внутри корсета платья. Чувствительные соски также немедленно отреагировали, затвердели и стали покалывать.
Признание Адама стало для Елены шокирующим и одновременно возбуждающим. Неужели он действительно так много думал о цвете ее сосков? Должна ли она ответить столь же раскованно?
— Они розовые, — хрипло произнесла она. — Темно-розовые.
Адам застонал.
— Можно мне познакомиться с ними ближе, Елена? — спросил он, проводя пальцами по ее грудям. При этом он не сводил с нее сияющих глаз. Его высокие скулы окрасились легким румянцем. — Можно мне посмотреть на них, а потом поцеловать?
Елена едва дышала, ей казалось, она тонет в глубине его глаз. Не без труда она перевела взгляд на его губы. Чувственные, нежные губы, которые могли подарить поцелуй ее грудям. Возможно, он даже захочет поцеловать еще одно местечко, скрытое у нее между ног?