Больше, чем он ожидал
Шрифт:
Это была Эдриен.
Алекс нахмурился, понимая, что должен ответить. Эдриен никогда не звонила ему. Только Уилл.
– Эдриен?
– Ты где, Алекс?
– Я в Новом Орлеане. Но я собираюсь лететь в Нью-Йорк.
– Почему? Тебе уже кто-то звонил?
– Мне? Нет. Насчет чего?
– Насчет Гвен.
Сердце Алекса сжалось. Почему кто-то должен был ему звонить насчет Гвен?
– А что с ней? Она в порядке? Что-то случилось? С ребенком все хорошо?
Эдриен молчала лишь секунду, но Алекс готов был взорвать телефон, пока она наконец не ответила:
– Они оба
Алекс облегченно выдохнул, но чувствовал, что тут скрывается гораздо большее.
– Что случилось?
– У нее начались преждевременные роды, когда она была на ночной смене. К счастью, главная медсестра заметила, что происходит, и ее тут же положили в палату.
– Она же только на шестом месяце. Почему она рожает?
– Они не знают точно почему, ведь осталось еще много времени, и не было никаких провоцирующих факторов. Поэтому положение серьезно. Сейчас Гвен под капельницей, чтобы схватки остановились. И вроде бы все обошлось. Но следующие месяцы будут очень тяжелыми. Гвен прописали постельный режим. Она не сможет работать и платить за свою квартиру. Любой стресс может вызвать схватки. И если воды отойдут, придется принимать роды независимо от сроков.
Алекс сжал голову руками. Образ Гвен, лежащей на больничной койке, боящейся за ребенка, разрывал его на части.
– Что я мог сделать?
– Возвращайся. Она убьет меня за это, но, если Гвен что-то значит для тебя, возвращайся в Нью-Йорк. Будь здесь с ней. Она никогда не признается в том, что ты нужен ей. Я солгала тогда, пытаясь защитить ее. Гвен любит тебя, Алекс. Она лишь боится, что ей будет больно.
– Я знаю, – тихо сказал Алекс. – Я тоже люблю ее.
– Ты любишь ее? Правда? Великий Александр Стэнтон повержен?
Алекс знал, что заслужил насмешки, но он готов был выдержать что угодно, лишь бы вернуться назад и знать, что с Гвен все в порядке.
– Да, я люблю ее. Поэтому я лечу в Нью-Йорк. Я хотел сказать ей, что не позволю ей убежать. Мой самолет прилетает днем. Я отправлюсь сразу же в клинику.
– Позвони мне, когда приедешь, я дам тебе номер палаты. Сегодня ее переводят в другое место.
Алекс попрощался и повесил трубку. Он не смог оказаться в Нью-Йорке раньше.
А теперь Гвен в больнице. Ее жизнь в опасности. А если случится что-то, и он никогда не сможет сказать ей о своих чувствах? Что, если она потеряет ребенка, а он будет в тысяче миль от нее?
Он едва мог вынести эту мысль. Ей нельзя быть одной. Больше Алекс не будет скрывать свои чувства. Он расскажет ей правду.
С этого момента – никаких сожалений.
Гвен ненавидела больницы. Странное ощущение, учитывая, что она работала в одной из них. Но быть пациентом – пытка для любого специалиста в медицине. Принимать лекарства, есть лаймовое желе, лежать в постели, слушать советы двадцатилетней медсестры, которая еще училась в школе, когда Гвен заканчивала медицинский колледж.
Пытка.
Она сделает все, что нужно, чтобы спасти Фасолинку, но счастлива она явно не будет.
Постельный режим на протяжении двенадцати недель. Ужас. Ей хотелось поехать домой, и ей обещали, что отпустят ее, но это слабо утешало.
Остаться у Эдриен и Уилла она не могла. Роберт и Сьюзен с радостью приняли бы ее, но их жилье едва было больше ее собственной квартирки, а оплатить ей гостиницу они не могли. Жить у Эдриен было логичным решением проблемы, но совершенно не устраивало Гвен.
Она ненавидела беспомощность так же, как и больницы.
Гвен поборола желание устроиться поудобнее. Лекарства остановили схватки, но были приняты все меры предосторожности. Врач сказал, что лучше лежать на левом боку, что оказалось крайне неудобно. К тому же так дверь оказывалась у нее за спиной, а к ней то и дело заглядывали врачи. Гвен начала мечтать о том, чтобы дверь скрипела, тогда бы она знала о посетителях.
– Гвен?
От неожиданности Гвен вздрогнула. Паника утихла, и родился новый страх: этот голос, такой родной. Голос Алекса.
Гвен посмотрела через плечо. Он стоял в нескольких футах от кровати с букетиком ромашек. Зная Алекса, она думала, что он объявится с самым дорогим букетом из больничного магазина. Ромашки же были очень необычным выбором.
Доктора говорили, что надо избегать стресса, но как, если он сам пришел к ней? Ей хотелось отвернуться от Алекса, притвориться, что его нет, но проблему бы это не решило. Она села на койке.
Гвен с трудом подыскивала слова. Сначала ей было немного неловко за то, что она сбежала, не попрощавшись. Это было трусливо, но она и не считала себя храброй. Ее гордость была ущемлена, когда Алекс не последовал за ней. С тех пор от него не было новостей, и вот теперь он объявился в больнице с букетом цветов. Интересно, увиделись бы они снова, если бы не больница? Если нет, неясно, зачем он здесь.
Гвен взглянула вниз и заметила, что его ботинки в засохшей грязи.
– Где ты вообще был?
– В Новом Орлеане. Проверял строительство нового проекта, но собирался ехать к тебе, когда позвонила Эдриен.
Ей хотелось верить, что он здесь не только из-за ее состояния. Эдриен наверняка попросила его приехать, думая, что Гвен станет легче.
– Не стоило торопиться. Мне уже хорошо. Фасолинка в порядке. Нам лишь придется отдохнуть следующие несколько месяцев.
Алекс кивнул, его лицо было необычно хмурым.
– Это тебе, – сказал он и, пройдя к кровати, положил цветы на столик.
Это были не дорогие розы или лилии. Просто белые ромашки с желтыми серединками. Ей не хотелось принимать подарок, но она все же улыбнулась. Это были ее любимые цветы, хотя Алекс не мог об этом знать. Они росли на ферме ее бабушки. Гвен собирала их и ставила на обеденный стол.
– Спасибо за цветы.
Алекс явно не знал, куда себя деть, что было странно для такого, как он.
– Эдриен упомянула, что тебе нельзя будет работать. Я подумал, тебе нужно будет где-то жить. Ты знаешь, что у меня в квартире много комнат. Я приглашу кого-то, чтобы тебе готовили. Тебе не надо будет волноваться о счетах или лестницах, пока малыш не родится.