Больше, чем поцелуй
Шрифт:
Эдисон взяла еще одну кружку с чертежного стола Джордан, вылила остатки утреннего кофе Джодан в ведро со старой краской и наполнила ее до краев вином.
Не в состоянии смотреть на досье, Джордан положила конверт на стол.
- Собираешься рассказать, что ты узнала? Она убийца? Черная вдова? Ангел смерти? Лорена Боббит?
Эдисон сделала глоток и сказала:
– Приблизительно то, что ты и ожидала. Ей тридцать - тут ты попала в точку. Выросла здесь. Училась на доктора в Сан-Диего, интернатуру проходила в Финиксе, два года проработала в Сан-Диего, потом вернулась сюда. Окончила
– Ничего себе.
– Да, ничего себе. Она слишком хороша, чтобы это было правдой, а?
Джордан хлебнула вина.
– Что ты имеешь в виду?
Эдисон взирала на картину на стене, вышагивая от одной стороны комнаты до другой.
– Жуть какая. Как будто ее глаза следуют за мной, куда бы я ни пошла.
Джордан снова хлебнула, нервно ожидая, когда же Эдисон сбросит бомбу. Эдисон сделала еще глоток.
– Человек не может быть таким безупречным, знаешь ли. В шкафу должна быть запрятана пара скелетиков.
– Я полагаю, ты узнала, что это за скелеты?
- Я обнаружила, что она живет с другим врачом.
– Живет?
– Это парень. Тоже чертовски привлекательный парень, - Эдисон извлекла из досье напечатанное фото и показала его Джордан, продолжив.
– Вот они тут вместе. Пару месяцев назад они вместе пошли на какое-то официальное торжество. Его зовут доктор Джереми Блевинс.
Джордан сразу же его признала.
– Я столкнулась с ним.
– Когда?
– В больнице, когда выходила из отсека. Я буквально столкнулась с ним, когда он входил.
– Ну, боюсь, что ваша роман с доком был недолгим. Она уже занята, - на лице Эдисон не проступило ни сожаления, ни испуга. На нем читалось злорадство. Джордан подняла кисть. Она стояла спиной к Эдисон, но могла расслышать улыбку в ее голосе, когда та сказала:
– Ты должна покончить с этим первой и замалевать этот портрет, потом будет больнее.
«Жаль, что я не могу покончить с этим, замалевав ее образ в своих мыслях» - подумала Джордан. Она сделала глоток и уставилась на голубое лицо Эми, не обратив внимание на то, что Эдисон покинула комнату.
Джордан решила не принимать совет Эдисон всерьез и не закрашивать лицо Эми. С чем она покончила, так это с бутылкой вина, оставив портрет на стене. Синяя Эми смотрела на нее со стены как немое напоминание. Напоминание о том, чтобы никогда больше не позволять себе увлечься мифом о настоящей любви.
9. БАНАНОВАЯ КОЖУРА.
– Привет, сексуальная красотка, - произнес за спиной вкрадчивый голос.
Эми оторвала взгляд от стола и быстро захлопнула ноутбук. Ее сердце уныло ухнуло, когда она увидела того, кто стоял, прислонившись к дверному косяку двери ее офиса.
Знакомьтесь! Чед Дорринг. Тот еще ловелас. Учтивый, сексуальный и одинокий. Метро-сексуал. В больнице он слыл главным сердцеедом. Если бы он не выбрал профессию врача, то смело смог бы стать идеальным актером мыльных опер.
Чед стоял в дверях кабинета Эми с хитрой ухмылкой на лице. Или, может быть, это была улыбка, а не хитрая ухмылка, подумала Эми. Может быть, его улыбка только похожа на ухмылку. В любом случае, видок был жутковатым. Так шимпанзе показывают тебе свои зубы, и ты думаешь, что они улыбаются и такие прям милашки, а потом внезапно они на тебя нападают.
Чед в непристойном намеке поднял бровь и спросил:
– Чем ты занимаешься сегодня вечером?
Эми предположила, что приподнимание брови должно было подразумевать, что вечером она занимается им. Мысль об этом подталкивала к тому, чтобы рассмеяться во весь голос.
– Ты в порядке?
– спросил он. Чед беспардонно вошел в кабинет, плюхнулся на стул и вытянул свои длинные ноги. Он походил на кота, забавляющегося с мышкой - как будто он часами сидел перед чуланом в ожидании мыши, которая простодушно высунет голову, а он ее оттяпает.
– Ты выглядишь немного больной.
– Привет, Чед, ты не хочешь зайти? Присаживайся, чувствуй себя как дома, - сказала она чересчур саркастически.
– И, нет, я не больна. Ты просто меня удивил, вот и все.
Она забарабанила пальцами по столу, надеясь, что этот жест передает ее нетерпение, и что он извиниться и уйдет, и больше никогда и нигде не окажется поблизости рядом с ней снова. Ну, что касается «никогда снова», тут может потребовать что-то более экстремальное, чем постукивание пальцами. Надежды Эми оказались тщетными.
Чед не ушел. Вместо этого он улыбнулся и удостоверился, чтобы его улыбка сверкнула во все 32 зуба - та самая улыбка, чей блеск затмил бы собой самую мощную вспышку фотоаппарата. Когда он так улыбался медсестрам, Эми готова была поклясться, что чуяла запах половых феромонов, исходящих из каждой пары трусиков в радиусе двух кварталов.
И потом ко всему прочему, была еще эта ямочка на подбородке. Эми испытывала отвращение к ямочке на подбородке Чеда. Все медсестры пускали слюни по этой ямочке, но Эми считала, что из-за нее его подбородок выглядел крошечной небольшой задницей внизу лица. Она, должно быть, единственная женщина в мире, невосприимчивая к его ямочке на подбородке и симпатичной внешности. Она видела, как все медсестры обмахивали лица и хватались за сердце, когда он проходил мимо. Эми морщила нос, словно каждый раз чуяла что-то вонючее, когда тот был рядом. Честно говоря, ее тошнило от Чеда, и она устала от всех симпатичных врачей-мужчин. Чего бы она ни отдала за возможность работать с жалким, уродливым доктором-коротышкой с бородавкой, а не с ямочкой на подбородке.
Чед указал на ее закрытый ноутбук.
– Я поймал тебя за рысканием в поисках порно?
– Что? Нет, - поспешно ответила она. Даже, наверное, слишком поспешно. Произнесенные вот так быстро слова бросали на нее тень вины.
Чед рассмеялся. Она ненавидела его смех, который звучал так неискренне. Его смех походил на законсервированный смех в ситкоме. Она знала, что Чед, вероятно, тщательно выпестовал его звучание и ритм. Этот смех был призван очаровать женщину, чтобы она выпрыгнула из своих трусиков. Что ж, с ней такое не сработает. Больше никогда.